- Давно это было?
- Да не так и давно, около года назад.
- А где они сейчас?
- Не знаю. Здесь я их видел в последний раз. Они скоро передрались и продолжали блудить поодиночке. Характерами не сошлись, а ведь мало чем отличались друг от друга.
- Я боюсь за Аколазию. Все-таки у него не доброе лицо... Что же у них было общего?
- Обе были лишены материнства, правда, по разным причинам. Немало, верно? Это ужасно.
- Ужасно! Есть вещи поужаснее. Думаю, я никогда не смогла бы ...
Детерима смолкла и приподняла голову с подушки.
- Что это ты?
- Мне послышался шум из комнаты. Пойду, взгляну на Гвальдрина."
Она перенесла свое тело через него и, накинув халат и на ходу поправляя волосы, вышла из галереи.
XIII
Находясь рядом с Детеримой Мохтерион, конечно, думал об Аколазии, но как-то отвлеченно, то, что с ней может произойти что-то плохое, как-то не доходило до сознания. Но, оставшись один, он сразу почувствовал разницу между тогдашним и теперешним состоянием: он уже не мог думать ни о чем другом, а, думая об этом, не мог думать ни о чем хорошем.
Ему самому было странно, что, как казалось, сама собой напрашивающаяся, пусть лишь теоретическая, вероятность того, что все могло произойти не так, как ему представлялось, то есть совсем обычно, вовсе не привлекала его. Откуда взялась эта односторонность и ничем не ограниченная крайность? Может, он подсознательно понимал, что любой другой, отличный от обыгрываемого им в воображении, исход не потребует от него таких жертв и усилий, как пре дпо лагаемый.
Твердо решив ждать до полуночи, он прибрал комнату и начал расхаживать из угла в угол. Появление Детеримы лишь усилило напряжение, ибо она была как натянутая струна. Успокаивать ее он не стал, поскольку ее приход не повлек за собой автоматически возвращения к тому состоянию, когда он, опираясь на свою опытность в подобных случаях, мог продемонстрировать стойкость духа.
- Ты впервые в подобном состоянии? - спросил он неестественно спокойным тоном.
- Да.
- А я нет.
- Ты мне это уже говорил. Я не понимаю, как к этому можно привыкнуть.
- Кто тебе сказал, что я к этому привык? Да я боюсь больше, чем ты.
- Это невыносимо. Как я сглупила, что не вышла вместо нее.
- Ничего себе, выход! Сейчас на твоем месте была бы Аколазия, а я оставался бы в том же состоянии. И все-таки лучше, что пошла она, а не ты.
- Почему?
- Что бы ни случилось, Аколазия перенесет это легче. У нее нет другого выхода.
- Что с ней могут сделать?
- Ну, будем надеяться, что киску ей не зацементируют, но был у нас случай, когда туда засунули хребет воблы.
- Ты что, шутишь?
- Хотелось бы, да повода нет.
- Который час?
- Начало двенадцатого. Гвальдрин спит?
- Наверно, уже заснул. Я уложила его. Что же нам делать?
- Выбор у нас небольшой. Можно поговорить об истории Лота, можно гадать относительно того, что будет с Аколазией, можно просто молча ждать, и, пожалуй, можно помолиться.
- Последнее больше подходит, я думаю.
- Тогда прикроем окна. Я признаю действенность лишь молитвы, выражающейся в музыке. Ты слышала арию Нормы в моем исполнении?
- Да.
- Что-то не припомню. Впрочем, это неважно."
Несмотря на закрытые окна, Подмастерье играл, не отрывая ноги от левой педали. За первым исполнением последовало второе, за вторым - третье, и так как он начал повторять подряд некоторые фразы и пропускать другие, то скоро сбился со счету. Тут же за инструментом было решено, что ария Ромео из оперы “Капулетти и Монтекки” также мо жет быть присоединена к ряду молитв. После этого в тот же ряд легко было поместить и его излюбленные места из “Пирата” и “Пуритан”, но до них дело не дошло.
Звук резко открывшейся двери возвестил о возвращении Аколазии. Подмастерье резко прекратил играть. Детерима встала и открыла дверь, как бы приглашая сестру войти в комнату. Аколазия вошла. От ее вида у Подмастерья перехватило дыхание. Детерима не выдержала и заплакала.
- Что же этот зверь с тобой сделал? -сквозь всхлипывания прошептала она.
Подмастерье не смог задержать взгляд на Аколазии и уставился в пол. В поле его зрения попали светлые летние туфли Аколазии, покореженные, в трещинах, заляпанные засохшей грязью. В грязи были и лодыжка левой ноги и оба колена. Платье было сильно измято и лопнуло по шву. Оторванная средняя пуговица самым неприглядным образом обнажала грудь Аколазии.