Что же стояло за подобной уверенностью? Милость Натиса и Суминия, заключающаяся в их исчезновении из жизни членов содружества, в первую очередь самого распорядителя, могла проявиться в полную силу лишь с завершением тревожных переживаний в связи с ожидаемым изменением направления этой милости. И понимая хорошо тяжесть этих переживаний, которая легла бы не только на него, но и на Детериму, и Аколазию, он вполне хладнокровно поставил благоприятную вероятность предотвращения насилия со стороны насладившихся плодами победы триумфаторов в один ряд с возможностью их прихода и завоевания новых лавровых венков.
После этого напряжение, в котором находился Подмастерье, несколько ослабло, но до успокоения было настолько далеко, что заснуть он не смог до самого утра. Бессонная ночь, тяжелая голова, сорванный план занятий на день поистине были бы лишь незначительной платой за осуществление намеченного, если бы оно оказалось в будущем оправданным. Пока же, при наличии будущего лишь в будущем, следовало действовать не принимая его в расчет.
II
Еще ночью, в постели, Подмастерье смирился с тем, что с объяснениями Зелфы с сестрой придется повременить; его сил явно не хватило бы даже на урезанную порцию повествования. Он и без того испытывал неудовлетворенность качеством написанного и убаюкивал себя почти неосуществимой надеждой, что вернется к рукописи и сможет улучшить ее в будущем. А с перегруженной страхами головой, к тому же тяжелой от недосыпа, он подверг бы себя риску перенести на бумагу такой недоношенный кусок, который низвел бы его плодовитость до полного бесплодия и вызвал только отвращение.
Он старался не думать об этом, но мысль упорно возвращалась, пока он не убедил себя, что сокращение участниц курса и ограничение его одной Аколазией пошло бы только на пользу повествованию. Была придумана даже новая форма ведения курса - чтение последовательных глав в определенные часы. Он давно уже чувствовал, что ему не хватает живого контакта с учащимися, и постепенно стал сожалеть о доброй старой форме занятий в виде бесед.
Проснувшись утром совершенно разбитым, он хотел еще поваляться в постели, чтобы продлить отдых, но не очень преуспел в этом, ибо заснуть так и не смог. Встал он в десятом часу, услышав какой-то шум со стороны комнаты сестер. Он хотел зайти к ним, не позавтракав и даже не умывшись, но очарование мирного, солнечного осеннего утра удержало его. Только он собрался сесть за инструмент, чтобы помолиться, как раздался стук в дверь и зашла Аколазия.
- Доброе утро! - поздоровалась она. - Я не помешала?
- Как ты?
- Ты очень перепугался?
- Это не важно, давай лучше думать о будущем.
- Мне идти отсюда некуда!
- В следующий раз изобьют меня, а что нас ждет в следующем круге, даже загадывать не хочу.
- Я думаю, этот Натис больше сюда не заявится.
- За тобой, может, и нет. А за Детеримой?
- Детерима скоро уедет.
- Когда?
- Ты же знаешь, когда.
- Аколазия, у меня голова трещит от усталости; я не спал всю ночь. Позови, пожалуйста, Детериму.
Как только она вышла, Подмастерье начал молиться и, проиграв сокращенный вариант, закрыл инструмент и, передвинув стул к рабочему столу, стал дожидаться Детериму.
Через минуту сестры вошли вместе.
- Вы говорили сегодня о случившемся? - спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.
Ответила Детерима:
- Да, немного.
- И что ты думаешь?
- Я уговаривала Аколазию уехать вместе со мной, но безуспешно.
- А ты сама когда собираешься?
- Меня здесь ничего не удерживает. Я бы уехала и сегодня, если бы знала, что есть рейс. Мена удерживает только Аколазия.
Он посмотрел на Аколазию и убедился, что никаких внешних признаков побоев на ней нет.
- Детерима, прошу тебя, не начинай все сначала, - устало сказала Аколазия.
- Тебя же могут прибить, как собаку!
- Это мои заботы.
- И что за радость ты находишь в такой жизни! На что ты надеешься?
- Детерима, не будем об этом!
- Скажи хоть ты ей что-нибудь, - без злости обратилась Детерима к Мохтериону.
- Что я могу сказать? Не я ее сюда привел, не мне ее отсюда и выпроваживать. Ты же не думаешь, что я могу выставить ее с ребенком на улицу?
- Я не об этом! Раньше я думала, что ты все делаешь ради денег. Теперь я так не думаю. Тебе не надоело все?