Но не буду отвлекаться! Итак, напоим отца нашего вином, и переспим с ним, и восставим от отца нашего племя. Я думаю, это единственное, что мы можем сделать для блага нашего рода и нашей семьи.
VII
Зелфа умолкла. Она избегала взгляда сестры, да и Махла вряд ли могла смотреть в лицо сестре. Махле стало спокойнее, когда сестра замолчала, словно это позволяло ей не торопиться с ответом. Второе, еще более важное, ощущение было связано с осознанием того, что предложение сестры почти не удивило ее.
А ведь она сама и помыслить не могла о том, что говорила и на что рассчитывала сестра. И в довершение ко всему, ее охватило чувство раскаяния из-за того, что у нее не возникло никакого желания воспротивиться предло жению сестры. Она это объяснила тем, что сама немало промучалась над оценкой всего происшедшего, и не могла недооценить силу воли старшей сестры, не пожелавшей плыть по те че- нию и решившей взбунтоваться, увлекая за собой сестру.
Выбитая из колеи, но постепенно успокаиваясь, Махла задумалась над открывшимися ей новыми вопросами. Несомненно, то, чего она страшилась, возросло во много раз, но особенность ее положения состояла в том, что вопреки всему она это переносила легче, чем раньше.
Мысль о том, что сестра наконец посвящена в ее планы и доверяет ей, воодушевила Зелфу, и она острее почувствовала свою кровную связь и с сестрой, и с отцом. И это вызвало благодарность к сестре. Получилось так, что некоторое время Зелфа больше думала о своей принадлежности к семье и отдавалась приятному возбуждению, чем прикидывала степень трудностей, ожидающих их в будущем при успешном осуществлении ее плана.
Махла обнаружила, что думает вовсе не о том, согласиться или не согласиться с сестрой, - этот вопрос был решен положительно как-то сам собой, - а о мелочах, которые следовало продумать заранее, чтобы не допустить срыва плана. Молчание продолжалось не менее трети часа, но все это время у Махлы было ощущение, что Зелфа поддерживает ее. Наступила минута, когда поддержать сестру должна была Махла.
- Зелфа, не мне тебе говорить, сколько случайностей может подстерегать нас при осуществлении нашего благородного желания. Меня интересует, насколько ты уверена в отце? Насколько он готов к тому, чтобы начать все заново?
- Махла, не торопи меня. Не все сразу. Скажи сперва, готова ли ты впредь терпеть муки, не сравнимые с теми, которые довелось нам претерпеть? Представляешь ли ты себе степень их тяжести?
- Зелфа, не будем тратить время на пустяки. После выхода из Содома мне казалось, что я расту по дням, сейчас же можно говорить о минутах. Как ты намерена по ступить, если отец воспротивится нашему намерению?
- Честно говоря, я об этом не думала. Я уверена, что этого не произойдет. Но твой вопрос вполне уместен. Я не сдамся и попытаюсь переубедить его. Заметь, что я с ним непосредственно об этом не говорила. Он настолько сломлен, что я не хотела добивать его. Я не ожидаю сопротивления с его стороны и пока не особенно думаю, как его подавить в случае чего.
- Меня беспокоит и другой вопрос. Возможно, нам придется спаивать его не один раз. Не повредит ли это его здоровью ?
- Тут многое зависит от нас. Отец достаточно крепок телом и трезв духом, чтобы не пострадать от вина и не превратиться в пьяницу.
- Ты знаешь не хуже меня, что от связи между кровными родственниками часто рождаются неполноценные дети.
- Часто. Но не всегда. Да и насколько часто, мы не знаем. Молва о неудаче далеко обгоняет весть об успехе. Нас двое. Мы молоды. У нас нет иного выхода. Будем надеяться на Бога.
- Как нам быть, если у нас родятся девочки?
- Это не помешает вернуть отца к жизни. Но будем уповать на Бога и в этом случае и тогда, может, услужим и роду.
- Зелфа, не знаю, как благодарить тебя! Мне кажется, что ты меня уже вернула к настоящей жизни. Клянусь тебе, что я никогда не предам тебя, и прошу тебя во всем до - верять мне.
- Спасибо, Махла. Нечего и говорить, что ты тоже можешь положиться на меня. А теперь пойдем в пещеру. Отец, наверно, соскучился по нас. Мы отсутствуем довольно долго."
Опустевшая беседка нисколько не изменилась внешне после описанной беседы, но для тех, кто побывал в ней в последние дни, она не была ни той же самой, ни одинаковой для всех. Она была свидетельницей прикосновения к слишком важным жизненным вопросам и слишком различных людей, чтобы дело обстояло иначе”.