- К тебе можно? - спросил он настороженно, видимо, краем глаза заметив Верпуса.
- Можно, конечно,
- Можно - это хорошо. Я не один. И требуется твоя помощь. Я с другом подцепил в городе двух матрон. Они у меня в машине.
- И что же?
- Пригвоздили свои зады к сиденью и повторяют как попугаи: пока не увидим того, к кому вы нас ведете, из машины не выйдем.
- Они что, школьницы?
- Да, только-только во второй класс пошли. Бабы на пятом, а может, и на шестом десятке!
- Забавно!
- Тебе забавно, а мне не терпится вдуть им как следует.
- Ты думаешь, я произведу на них хорошее впечатление?
- А как же! Ты у нас мужик интеллигентный, правда, рожа у тебя верблюжья. А слышал бы, что говорит Сервиций, не задавал бы столько вопросов. Он знает всего три слова; из них одно, “мама”, - у него не было повода произносить, а два остальных - на три буквы и на пять - он просклонял и проспрягал вдоль и поперек. Что же ты стоишь? Одевайся и выйдем.
- Где стоит машина?
- Внизу. На параллельной улице."
Подмастерье быстро оделся, предупредил Верпуса и, выбежав на улицу, догнал Оккела, идущего к своей машине. Завидев их, из машины вышел мужчина, моложе Оккела лет на десять, который и был, видимо, Сервицием.
Подмастерье пожал Сервицию руку и назвал свое имя.
- Оккел очень много говорил мне о вас, - пожертвовав для торжественного случая любимыми словами, сказал Сервиций. - Садитесь в машину, познакомьтесь с нашими дамами, - продолжил он и, усадив Мохтериона на место рядом с водителем, обогнул машину спереди и сел за руль.
Дамы, как выразился Сервиций, сидели на заднем сиденье. Оккел стоял возле машины, опершись о ручку дверцы.
- Это Гравида, а это Гринфия, - представил дам Сервиций. - Наш близкий друг Мохтерион.
Дамы и Мохтерион обменялись ни к чему не обязывающими любезностями и, несмотря на слегка мешающую поддержку Оккела и Сервиция, начали активно пытаться добросовестно исполнить свои роли. Правда, Гравида и Гринфия больше молчали. Говорил один только Подмастерье.
- Оккела я знаю очень давно и люблю его всей душой. Это не тот человек, который может обидеть или остаться в долгу. Никто никогда не сказал дурного слова о нем. ... Я думаю, Сервиций не исключение. Я более чем уверен, что он был с вами любезен и предупредителен. У вас нет оснований полагать, что что-либо изменится в будущем. Прошу вас, пожалуйте ко мне. Мы могли бы продолжить беседу там."
Гринфия и Гравида своим видом вызвали у Подмастерья жалость. Они явно были нездешние, накрашены сверх всякой меры, чтобы не сказать - размалеваны, а главное, даже по грубейшим подсчетам, уже давно были бабушками. Обеим было под пятьдесят, а может, и поболе, и обе, не оставляя сомнений в своей принадлежности к уличным проституткам, производили тяжелейшее впечатление.
VII
Первая же фраза одной из них мигом отрезвила просителя, который стал жертвой одурманивания от своей речи.
- Деньги - вперед, - холодно проговорила одна.
У Подмастерья выступил пот на лбу. Он почувствовал дурноту от запаха бензина и духоты и вышел из машины. За спиной он услышал голос Сервиция.
- Оккел, они хотят по пятьдесят рублей. Что скажешь?
- Опусти, пожалуйста, окно, - промычал Оккел. - Вы что, девочки, - не скрывая возмущения, он просунул голову в окно. - За такую сумму можно поиметь молодых телок, да еще на поросенка с хреном останется.
- Мы цены знаем, - упрямо стояла на своем женщина. - За меньше мы не согласны.
Гравида, открой дверцу!
- Ну уж и поторговаться нельзя! - развел руками Оккел.
- Пошли, - сказал Сервиций.
Женщины и Сервиций вышли из машины. Оккел достал деньги из кармана и отсчитал несколько купюр.
- Вот! Только каждый из нас будет с обеими, - сказал он и протянул деньги Гринфии.
- Ты плати за себя. Я - пас, - подал голос Сервиций.
- Ладно. Не выступай. Дядя Оккел приглашает!"
Женщины молчали. Подмастерье оглянулся вокруг и, убедившись, что никто из соседей не наблюдает за сценкой, происшедшей возле машины, облегченно вздохнул.
Вся компания направилась к дому. Подмастерье чувствовал себя неловко, и молчание спутников воспринимал как должное. Дверь залы оказалась закрытой на цепочку, и, обнаружив это, Подмастерье понял, что Аколазия дома и, возможно, уже занимается любовью с Верпусом.
Ожидание длилось довольно долго, или это только показалось, поскольку ему не терпелось, чтобы компания поскорее вошла в дом и не светилась на улице. Наконец все зашли, и в его рабочей комнате не оказалось свободных мест, ни сидячих, ни стоячих.