- Мохтерион, ты нам поиграешь, пока мы отдышимся и кое о чем договоримся, - распорядился Оккел, который, видимо, чувствовал себя хозяином положения.
Подмастерье придвинул стул к инструменту и сел.
- Какую музыку вы любите? - обратился он к Гравиде.
- Нам все равно, - ответила Гринфия.
- Мохтерион, играй что угодно! - подхватил Оккел.
- Мохтерион! Странное имя! - заметила Гравида. - Может оно что-то означает?
- Вряд ли. Мне говорили, что “мохтери/я” по-древнегречески - испорченность, - пояснил Подмастерье.
- Значит, по имени вы испорченный, - заключила Гринфия.
- Пусть будет так, - без боя сдался Подмастерье и начал играть.
Сервиция сразу же одолела зевота. Оккел что-то выяснял с Гринфией и говорил не останавливаясь. Чтобы не мешать ему, Подмастерье стал играть потише. Внезапно за его спиной раздался какой-то резкий звук, и он, не прекращая играть, невольно обернулся.
- Слышишь, Сервиций? Эти старые карги совсем белены объелись: они против французской любви, - возмутился Оккел.
Сервиций, который вел себя до сих пор сравнительно смирно, отошел от окна и в ярости проревел:
- За кого вы нас принимаете?
Оккел первый почувствовал, что месть оскорбленного в своих лучших чувствах Сервиция дорого обойдется обеим сторонам, и грозно одернул друга:
- Остановись! Может, они еще передумают!
- Куда там! С ними не так надо было разговаривать! - Сервиций был на грани исступления. - Вот употреблю их в зад - мигом шелковыми станут!"
Женщины и Подмастерье были напуганы взрывом преподавательского таланта Сервиция, верного к тому же древнейшему методу рукоприкладства, но отреагировали на него по- разному. Женщины вскочили, порываясь уйти, а Подмастерье продолжал играть, но через несколько секунд прервал фразу на середине. Гринфия уже стояла у двери, протягивая Оккелу деньги. У нее был озабоченный и мрачный вид. Оккел деньги взял.
- Вам музыка не понравилась? - спросил Подмастерье Гринфию.
- Нет, - выпалила она.
- Жаль, - огорчился Подмастерье, искренне старавшийся доставить слушателям удовольствие."
Гринфия схватилась за ручку. К ней поспешила и Гравида.
- Скатертью дорожка! Оккел еще ни разу в жизни не держался ни за чью юбку!"
Женщины вышли в прихожую, и Подмастерье поспешил выпустить их из дома. Когда он вернулся в комнату, Оккел все еще продолжал бушевать:
- Ты смотри, какое безобразие! - изливал он душу Сервицию. - Старые пердуньи, в невинность вздумали поиграть! Мохтерион, у тебя кто-нибудь есть взамен?
- Аколазия.
- В ней я уже тоннель пробил. Ну, ладно! Где моя не пропадала. Веди ее сюда!
- Она сейчас занята.
- Занята?! И надолго?
- Может на час, может - больше.
- Нет, сегодня мне явно не везет, - махнул рукой Оккел. - Сервиций, я ухожу!
- И я с тобой! - поднялся Сервиций. - Можно зайти через час?
- Можно. Но я не могу гарантировать, что она будет свободна."
Оккел и Сервиций кивнули Мохтериону и покинули дом.
VIII
Недолго думая Подмастерье засел за книги и скоро с головой ушел в занятия. Примерно через час план был выполнен, после чего можно было позволить себе пораскинуть мозгами относительно затянувшегося любовного свидания Верпуса. Он находился с Аколазией уже не менее полутора часов, и если бы даже занимался собственно делом лишь треть этого времени, то и тогда пошел бы уже третий сеанс. Подмастерье уже жалел, что всячески старался возбудить Верпуса, прыти у которого было, по-видимому, и так хоть отбавляй.
В
это время кто-то постучал в дверь. Взглянув через щель на незнакомого молодого человека, Подмастерье спросил:
- Вам кого?
- Здравствуйте, - широко улыбнулся тот. - Я был у вас несколько месяцев назад с Три- феной. Вы меня не помните?"
Подмастерье не мог припомнить пришельца, но дверь открыл.
- Меня зовут Карптор, - представился, возможно, не в первый раз, молодой человек. - Я с другом и с одной девицей. Нам нужна комната примерно на час. Я заплачу, сколько скажете."
Подмастерье был рад принять гостя, но справедливость требовала ознакомить его с истинным положением дел.
- Вам придется подождать, и, может быть, довольно долго.