Он пошел в залу, ведя ее с Гвальдрином за собой. Она поздоровалась. Когда они вошли к ней, она спросила:
- Давно они здесь?
- Не очень, но надеюсь, что скоро уйдут. Присмотрись к своим вещам, они заходили сюда, когда меня не было, как бы чего не пропало. Закрой за мной дверь, я выхожу.
VI
Появление Аколазии не прошло вовсе незамеченным. По крайней мере внимательный наблюдатель мог бы приписать внезапную музыкальную активность Кулуса вдохновению, вызванному вторжением незнакомки.
Кулус пристроился у рояля и тут же выказал свое начальное музыкальное образование, с одинаковым успехом выстукивая трезвучия как по белым, так и по черным клавишам. Оригинальность исполнения проявилась уже в том, что мотив легкой песенки в интерпретации Кулуса приобрел речитативно-декламационный оттенок, видимо, лучше выражающий ее дух.
“Ты не плачь, не горюй,
Посмотри на мой х...
Он как старый барбос
Волосами оброс. ”
Куплет имел такой успех у слушательниц, что Кулус охотно повторил его. Далее под тот же мотив последовало:
“В эту темную ночь
Капитанскую дочь
Привязали к столбу
Вели х... по лбу”.
Кулус входил во вкус, и, когда судьба его выступления уже не вызывала никаких сомнений, Мохтерион вышел из залы и вновь присоединился к Оккелу.
- Слушай, Мохтерион, ты мне не ответил насчет выпивки, - с места в карьер выпалил Ок- кел, видимо, опасаясь, что забудет то главное, ради чего он отделился от своей стаи.
- Ничем не могу помочь!
- Нет, так нет, - и, несколько раздосадованный, Оккел вернулся в залу.
Ясно было, что пока в доме шумные и пьяные гости, возобновлять занятия бессмысленно и лучшее, что мог придумать Подмастерье, это начать расхаживать взад и вперед по комнате, - занятие, не раз выручавшее его.
Кулус продолжал бренчать, но слов разобрать было нельзя. Вскоре после того, как вышел Оккел, Подмастерье увидел, что кто-то дергает ручку, пытаясь открыть дверь, но безуспешно. Он подошел к двери и открыл ее. Перед ним стояла Мендация. Она вошла в комнату, стараясь держаться прямо, но ей это плохо удавалось.
- Что вы делаете? - спросила она, нарушив неловкую паузу и не получив поддержки от растерявшегося хозяина.
Вопрос был задан, и нужно было ответить на него.
- Собираюсь сесть заниматься! - ответил Подмастерье и со всей очевидностью ощутил ограниченность и проигрышность правдивого ответа.
- Заниматься? - удивленно переспросила Мендация. - Чем?
- Тем, что Бог пошлет."
Приподнятое настроение Подмастерья сразу было омрачено тем, что Мендация может неправильно истолковать его слова. К счастью, Мендация вообще не способна была к каким бы то ни было истолкованиям. Но у Подмастерья все же возникли опасения, что утренний инцидент с Нопой может повториться, и он попытался как-то взять себя в руки.
Мендация действовала словно по инструкции. Она приблизилась и прильнула к его плечу. Одной рукой она начала расстегивать платье, которое было, как обратил внимание Подмастерье, на пуговицах, а другой орудовала у него ниже пояса. Он перехватил ее руку, не столько для того, чтобы прижать ее к себе, сколько чтобы она не потеряла равновесия. Ему вдруг показалось, что она может упасть.
Мендация недовольно покачала головой. Он не понял, в чем причина ее недовольства. Может, следовало ее приласкать? Но нескольких секунд, понадобившихся для осознания проблемы и подготовки решения, хватило, чтобы Мендация преобразилась. Она резко отпрянула от него, быстро застегнула платье и со смехом выбежала из комнаты.
VII
Хождение по комнате возобновилось, но выходка Мендации имела то
положительное последствие, что чувство вины, зародившееся у Подмастерья, помогло ему дождаться ухода гостей. Ждать пришлось около получаса, после чего Оккел и его команда, несколько протрезвевшая после сброса избыточной энергии, покинули дом. Уборка заняла еще полчаса, и наконец настало время, когда можно было снова засесть за книги. Вечер подкрался незаметно, но ни один посетитель к Аколазии так и не явился.
К восьми часам, когда Подмастерье сделал последний перерыв перед завершением занятий, Аколазия постучалась к нему и, не заходя в комнату, сказала, что выходит и придет поздно ночью. Это было обговоренное и ожидаемое событие. Но несмотря на это с наступлением сумерек
Подмастерья все больше охватывала тревога, и он никак не мог ее перебороть. Нападение Натиса казалось ему почти неизбежным, и он трусил настолько, что воочию представлял себе, как Натис одним махом выбивает дверь, преграждающую ему путь к Аколазии.