Я хочу предостеречь тебя от возможного толкования моего поступка как желания высветить темную сторону, а может, и темные стороны моей совести. Каким бы убедительным и верным ни показалось тебе подобное впечатление, не отдавайся ему, ибо оно будет таковым лишь отчасти и в силу натяжки. Я никогда не преуменьшала и не преуменьшаю значение чувствительности и чистоты совести в том, чтобы человек был самим собой, и так, как это делало бы ему честь, но в моем намерении почти ничего нет от раскаяния, а потому в нем нельзя искать и очищения от грехов и облегчения совести.
Совесть у меня чиста; в том, что я совершила, я не признаю никакого греха и никогда не сомневалась в этом.
Этим я вовсе не хочу сказать, что не испытывала никаких затруднений, совершая то, что мне пришлось совершить. Но эти затруднения имели отношение не столько к моей совести или моей греховности, сколько к тому, что возвышается над людьми вообще, и надо мной - в частности, к тому, к чему причастна я, вместе со всем тем, что делает меня самой собой и родной тем, кто породил меня, той, вместе с которой я росла, и тому, кого я породила.
IX
Моав, брат мой!
Твой отец, Лот, является также и моим отцом, и ты родился от союза дочери с отцом. Как это случилось, чем обусловлено и было ли вообще необходимо. Определенно я могу сказать, что до того, как с нами произошла беда в нашем родном доме, ничто не предвещало того, что ты появишься на свет братом своей матери. Это важно отметить постольку, поскольку иначе трудно будет сузить круг происшествий, размышление над которыми может позволить ответить на поставленные, а также другие приходящие на ум вопросы.
То, что можно перечислить из случившегося, имеет, конечно, не только привходящее значение. Смена местожительства и окружающей среды, смерть матери не могли не отразиться на нашей внутренней жизни. Конечно же, больше всего досталось отцу, ибо он не мог не терзаться при мысли, что оказался бессильным защитить семью. Косвенно он не мог не винить себя и за прошлую жизнь, в которой, чувствуя приближающуюся опасность, ничего не предпринял, чтобы избежать ее. Смерть матери он мог также приписывать себе, и мне было ясно, что осознание своей виты перед ней его мучило больше, чем ее потеря сама по себе. Нечего и говорить, что он был совершенно раздавлен.
Что могло произойти далее? Мы с сестрой могли, конечно, выйти со временем замуж и как-то присматривать за отцом, ибо после случившегося он ни за что не женился бы вторично. Но я не допускала этой мысли, а сейчас еще больше понимаю себя и немного удивляюсь своей твердости. Мы удалились от людей не на краткий срок и не по прихоти, и о возвращении к ним - а если я или Мелхола вышли бы замуж, то возвращение стало бы свершившимся фактом - я не могла и помыслить.
С другой стороны, я не могла примириться с тем, что на глазах угасает отец. После того, что произошло, он лишился большего, чем достоинство или интерес к жизни; спасение его дочерей и наше нахождение рядом с ним, наряду с тем, что он остался жив, обрекали его на непрерывные муки при виде нашей неустроенности и осознании собственного бессилия.
Когда отец растил нас, опекал, оберегал и служил опорой, моя любовь к нему была какой- то одномерной и растворялась во множестве чувств, питаемых к нему. После же того, как отец стал для меня всего-навсего родным существом без всех качеств, связываемых с ним сознанием, - ибо многие из них исчезли сами собой с нашим взрослением - моя любовь к нему стала преобладающей, и каждая из многих ее граней тревожила и волновала мою душу.
А ведь чем больше становилась моя дочерняя любовь к отцу, тем больше я понимала ответственен перед тем, перед чем мои обязательства были ничуть не меньше, чем обязательства отца, и в погашении долга чему мы оба были в равной степени и кровно заинтересованы. Радение за сохранение величия духа отца - а сколь он был велик, я поняла после его унижения - и борьба за его бессмертие требовали безотлагательных мер по сохранению рода, по порождению плоти, одухотворенность которой достигла бы со временем высот и напряженности существования предков. Я не видела перед собой другой цели, кроме возвращения к жизни отца и выполнения долга перед нашим родом. Насколько я ошибалась, судить тебе, а не мне. Кстати, и двоюродный твой брат, Бен-Амми, больше, чем двоюродный брат, - он брат твой по отцу.