Видимо, никто кроме Менестора не расслышал поскрипывания двери, и, прислушавшись более внимательно Подмастерье услышал шум падающей струи воды из узкой пристройки к галерее. Через минуту Номей вошел в комнату.
- Что скажешь, Номей? - спросил его Вакк.
- А то, что все вы притворщики и подлецы!"
Подмастерье насторожился.
- Чем же мы тебя обидели? - снова смягчился Вакк.
- Вы меня не обидели, да вот гордость свою позолотили и покрасовались.
- Я никак не пойму: ты получил свое или нет? - вступил в разговор Фрин.
- Получить-то получил, Фрин, да жаль, что свою старушку за волосы не приволок, чтобы насмотрелась, что и как баба должна делать в постели!
- Но это же легко исправить! Приведи ее завтра, - предложил Менестор.
- Это невозможно!
- На эрекцию жалуешься? - поинтересовался Вакк.
- Нет, моя половина больна.
- Больна? Чем? Никогда от тебя этого не слышал, - удивился Менестор.
- Как чем! Порядочностью!
- Ну, друг! Эта болезнь наше основное национальне достояние, - отчеканил Менестор. - Венафр, что же ты зеваешь, беги скорей к Аколазии. Ей-Богу, она разыгралась и находится в боевой готовности.
- Номей, успокойся. Не ты один на этом свете ложился спать с бревном, - поддержал друга Фрин.
- А что, ты предпочел бы иметь такую женушку, как Аколазия? - лукаво спросил Фрина Менестор.
- Нет, не предпочел бы. Поэтому я сегодня здесь, а завтра буду в другом месте, и всегда - с женой, - ответил Фрин.
- Номей, как видишь, у тебя нет никаких оснований жаловаться на судьбу, - заключил Вакк.
- Вы всегда можете навестить нас. Мы будем вам рады, - решил внести свою лепту в благородное дело взаимопомощи Подмастерье. - Вот, Менестор на свою жену не жалуется, но сюда прибыл не в первый, и даже не в третий раз. Доверьтесь его опыту.
- Менестор у нас бычок, - заметил Вакк.
- От этого нам только лучше, - парировал Подмастерье и тут же понял, что переборщил не только с лестью, но и с глупостью.
- Венафр вошел? - спросил Менестор.
- Да, - ответил Номей.
- Значит, подошла и моя очередь, - с притворным равнодушием произнес он.
XIII
Прошло чуть более часа с момента появления строителей, и Подмастерье мог уже подвести первые предварительные итоги их благотворного нашествия. Он начал думать, как бы отблагодарить Менестора за его поистине самоотверженное служение своему и общему с молодыми предпринимателями делу.
Наиболее целесообразным было сочтено остаться благодарным ему в душе, без какого-нибудь шумного внешнего проявления благодарности. Осознание благодарности без сообщения о ней Менестору казалось наиболее подходящим вариантом, несмотря на полное его равнодушие к ценностям такого рода.
- Ребята, вы можете меня не ждать, - обратился Менестор к Вакку, Фрину и Номею. - Я могу задержаться.
- Вот хитрец! - заметил Вакк.
- Какой ценой, какой ценой, дорогой Вакк! - спокойно сказал Менестор. - На Аколазии, наверно, живого места не осталось!
- Я бы еще перекинулся в картишки с кем-нибудь, - возразил Фрин. - Нас, как я понимаю, отсюда не гонят.
- Я иду домой, - сказал Номей.
- А ты, Вакк? - спросил Фрин.
- Я не прочь поиграть.
- Менестор, решай, будешь с нами играть или нет? - допытывался Фрин.
- Нет. Я устал сидеть, - сказал Менестор. Побеждать имеет смысл лишь раз в день.
- Почему это? - поинтересовался собравшийся уходить Номей.
- Потому, что победы приедаются и уже не ощущаются как победы.
- Но тогда и терпеть поражение нельзя более раза в день, - заметил Подмастерье. - Правда, по твоей логике, Менестор, каждое очередное поражение уже не будет переживаться так болезненно, как первое, и, может, вообще станет неотличимым от победы.
- Ты прав, Мохтерион.
- Я не очень хорошо понял, что он сказал, - обратился Номей к Менестору, имея в виду Подмастерья.
- Самая большая опасность, вернее, неудача человека не в том, что судьба обделяет его победами, а в том, что она осчастливливает его неспособностью к поражению, - внес еще большую путаницу Мохтерион.
- Несчастен тот, кто ни разу не побеждал в жизни, - не скупился на урезывание излишков половой энергии в пользу мыслительной Менестор. - Чего стоит жизнь такого человека?
- Быть может, ты прав. Но не менее несчастен тот, кто никогда не терпел в жизни поражения, или же так полагает, что не терпел, - отстаивал свой взгляд Мохтерион. - Я не представляю, чего могут стоить его победы."