Лот замер и неожиданно почувствовал облегчение; он знал, и давно уже знал, что предложить последовательным и верным себе в своих прихотях согражданам, но старательно избегал обыгрывать свое решение в мыслях. Теперь его решение должно было не только освятиться в его сознании, но и быть озвучено перед всем народом. И этот путь ему предстояло пройти за считанные минуты.
[6] Лот вышел к ним ко входу и запер за собою дверь. Человек пять, нещадно колотящих в дверь, слегка отступили назад. Несмотря на мертвенно-бледное лицо, Лот был спокоен. Он огляделся вокруг, переводя взгляд с одного знакомого лица на другое, успев удивиться тому, насколько все они похожи друг на друга, и даже подумать, что, видимо, это происходит от одного и того же обуревающего их желания, [7] и сказал (им):
- Братья мои, не делайте зла. [8] Вот у меня две дочери, которые не познали мужа; лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно; только людям сим не делайте ничего, так как они пришли под кров дома моего."
Не успел Лот закончить речь, как стоящий рядом с ним Атрокс, фактический правитель города, сын старейшины Каузария и отец дочерей Ступрозы и Путиды, со всей силой ударил Лота по лицу.
- И ты должен называться отцом?! - проревел он и, почувствовав, что Лот и не думает противиться, ударил его еще раз во имя торжества справедливости.
От боли Лот чуть не заплакал, но полетевшие в него плевки не дали пролиться влаге, наполнившей глаза, и он нашел в себе силы даже порадоваться изобретательнос ти сограждан, утихомиривших свой гнев таким образом. Правда, он не смог воспро тивиться желанию все же запомнить тех, кто в него плевал. Самым разгоряченным ему показался Ланганон, брат Атрокс а, стоящий рядом с ним, и Ступрум, их сосед и большой друг.
Лот чуть было не улыбнулся в ответ на насмешки судьбы, стоя перед теми, кто осыпал его ударами и плевал в лицо. У него не хватило сил по чувствовать удовлетворение от того, что он запомнит их имена, ибо ему не хотелось забывать их и он не знал, откуда взялось у него это желание. Но, с другой стороны, не замедлил возникнуть повод и для того, чтобы быть благодарным им, ибо Лоту показалось, что теперь ему не трудно будет вынести, даже если его станут резать на части самым тупым ножом, который найдется в их славном, добром, светлом даже в разгар ночи, городе Содоме.
VI
Новый приступ волнения объял обступившую дом Лота толпу, когда пронесся слух, что он предложил своих дочерей вместо чужеземцев. Мало кто в городе не знал Зелфу и Махлу, и вряд ли кто отказался бы позабавиться с ними, ибо как бы ни были содомляне пресыщены блудодеяниями, перед каждой новой возможностью потратить частичку своих жизненных сил на чужую плоть для удовлетворения своей, перенапрягающей воображение, забывались все прежние удовольствия, и разочарования и ожесточение большинства из них при малейшем препятствии принимало такие размеры, будто у них появилась единственная в жизни возмож - ность, неиспользование ко торой сделало бы их душевно неполноценными калеками. А многие таковыми себя и считали, и, постоянно чувствуя боль от неудовлетворенной или неудовлетворенных когда-то похотливых поползновений, ни за что не захотели бы усилить ее новой, еще одной неудовлетворенностью.
Недоступность дочерей сограждан, выходящих замуж и оберегаемых мужьями, мало кому в Содоме могла нравиться, и никому не нравилась в действительности. И как ни падки были люди на незнакомцев, которых соблазнительно было познать и прогнать, насыщение плотью Зелфы и Махлы было едва ли менее, если не более соблазнительным, и многим вскружило голову.
Мнения разделились. В задних рядах уже завязались споры о том, какая из пар более предпочтительна и почему. Споры становились все ожесточеннее, и тому было несколько важных причин. Многие из стоящих позади понимали, что жадность более имущих и сильных не даст им насладиться добычей. Каждый средний содомлянин не имел ничего против того, чтобы самые знатные первыми насытились плодами познания. Но нестерпимо уттизительно было допустить, что и их приспешники потянутся за ними и оставят их ни с чем. Но это была не единственная причина.
Некоторым показалось очень удобным свести счеты с другими; и они ухватились за первую же возможность постоять за нечто, про тивоположное вкусам их недругов. Другие просто предпочитали познать женщин, ибо пресытились мужеложством. В первых рядах также взыграл дух соперничества, ибо после слов Лота, некоторым захотелось пробраться ближе к Атроксу, который никому не уступил бы первенства, ибо за считанные часы двум девственницам могла перепасть такая нагрузка, какую иная женщина не перенесла бы за всю свою жизнь.