Так или иначе, все множество содомлян, еще за несколько минут до того объединенное общим желанием, после слов Лота оказалось расколотым и направляющим весь свой пыл на все более принимающее характер междоусобицы противостояние.
Кое-где дошло до драки. Шум и неразбериха возрастали. Раздавались крики, обращенные то к Лоту, то к стоящим впереди. “Почему мы медлим?” “Лот, выводи своих дочерей!” “Выводи пришельцев!” Две группы людей, стоящие поодаль, нещадно избивали друг друга, и выпавший из рук одного дерущегося факел объял пламенем кого-то из стоявших рядом. Человек завопил от невыносимой боли. Такие же крики послышались из других мест. Они перекрывали стоны раненых и избитых, которых становилось все больше. Вид уменьшающихся в количестве претендентов доводил до крайности жестокость остающихся на ногах, которых было еще довольно много.
Лот не знал ни об истинных причинах происходящего, ни об его размерах. Он ничего не мог предпринять, ибо был тесно прижат к двери. Ему оставалось лишь ждать следующего действия в разворачивающихся событиях, которое было несомненным лишь в одном - оно будет направлено против него.
VII
Атрокс первым понял, чем грозят завершиться беспорядки, которые все более усиливали буйство озверевших людей. Не мог он не знать и того, почему началась вся заваруха. Постепенно им и его братом овладела такая ярость, что они готовы были задушить стоящего перед ними, оплеванного и избитого пройдоху, одним своим словом перессорившего всех со всеми. [9]
Но по привычке вершить суд по справедливости на людях, они должны были на короткое время отложить свою расправу и сказали (ему):
- Пойди сюда."
Насмешку, заключенную в этих словах, мог сполна оценить лишь Лот, лишенный возможности не то что передвигаться, но и шевельнуться. Он был рад тому, что не в состоянии думать, ибо это уменьшало боль.
Атрокс и Ланганон схватили Лота за руки, крепко сжали их и сказали:
- Вот пришлец, и хочет судить?"
Атрокс окинул взглядом стоящих рядом. Шум все усиливался, и ему приходилось кричать, чтобы быть услышанным. Тут на него так надавили слева, что он едва удержался на ногах. По сверкающим при свете факелов каплям пота на лицах стоящих рядом он понял, что и сам не в безопасности и через секунду-другую, может, и ему придется сразиться с напирающими со всех сторон негодяями, совершенно забывшими о порядке. Последний взгляд, брошенный на единомышленников, превратил его злобу в отчаяние, ибо в их сверкающих яростью глазах ясно проглядывало, что они не прочь проучить простолюдинов за их бесчинство, и ни чужеземцы, засевшие у Лота, ни его до чери, ни он сам не перевесят наслаждения от бойни и резни.
Познание, добытое таким путем, содомляне не только отличали от иных видов познания, но и ставили несравненно выше. Но Атрокс не дошел еще до такого состояния, чтобы забыть то, по чему он стоит перед этим ничтожным пришельцем, виноватым перед коренными содомлянами уже самим своим существованием, прибывшим неизвестно откуда и занявшим чужое пространство.
Он проревел Лоту прямо в лицо:
- Теперь мы хуже поступим с тобою, нежели с ними, будь то твои гости, или твои дочери."
Сразу же после слов Атрокса в воздухе раздался чей-то мощный бас:
- Атрокс решил не щадить ни Лота, ни его людей, ни его дочерей!"
Мигом облетевшая всех еще не ввязавшихся в драку людей весть вызвала настоящий взрыв. Толпа разделилась на несколько потоков, пытавшихся пробиться ко входу. Атрокс и его брат были оттеснены напирающей волной, а затем вместе со всеми, кто стоял в первых рядах, сбиты с ног и почти затоптаны теми, кто еще кое-как держался. Лота спасло то, что его оттеснили к выступу, находившемуся рядом с дверью. Больше всего досталось тем, кто был прижат к стенам или находился в гуще толпы. Лот больше не видел перед собой Атрокса, хотя руки у него болели и ему казалось, что его все еще держат и вот-вот сдерут с него одежды, чтобы надругаться над ним.
Крики, вопли и стоны заглушали все остальные городские шумы. Две, более удачливые по сравнению с другими группы людей, пробившие себе путь, казалось, должны были воздать проклятому дому за всех, и очень приступали к человеку сему, к Лоту, который находился слишком близко, чтобы можно было допустить, что он станет чужой добычей. Ведь они с величайшим трудом пробирались, и уже почти совсем подошли, чтобы выломать дверь. Лот закрыл глаза и замер. К тому, что он давно уже ничего не понимал, ничего не слышал, добавилось и то, что он перестал видеть”.