Лот уже рад был бы скорой смерти, но его, хоть и обессиленное, но все еще живое тело независимо от сознания сделало последнее усилие, чтобы найти единственный спасительный выход, остающийся в его распоряжении. Лот не мог плакать, ибо глаза его были горячи и сухи от разъедающего их дыма. Он открыл рот и попытался поднять голову, чтобы излить в крике боль и безысходность, а главное, попрощаться с родными и ставшими близкими гостями. Он сделал все, чтобы привести волны в колебание в небольшом пространстве над собой, но голоса своего не услышал. [10]
Тогда, - сразу же после вопля Лота, - мужи те, Анубис и Корбан, почти с самого начала, стоящие по эту сторону ворот и слышащие, и более того, чувствующие все, что происходило рядом, за стеной, простерли руки свои, - Анубис приотворил дверь, а Корбан схватил Лота за пояс и выдернул его с места, которое, по мысли Лота, должно было стать местом его погибели.
Не успел Анубис прикрыть дверь, как по ней забарабанили. Почти сразу же за этим раздался душераздирающий вопль. Он понял, что кого-то зарубили. Увидав отца, свалившегося на землю из рук Корбана, Зел фа и Махла выбежали во двор и, с помощью Анубис а и Корбана, ввели Лота к себе в дом.
Анубис остался у входа. Он повернулся к улице, откуда по-прежнему доносился гвалт. Глаза его горели гневом. На минуту он задумался. Правда Господа подтвержда лась чуть ли не на каждой пяди местности. Он понимал, что близится время, когда проявится и Сила Господа.
Махла поджидала его у двери, и, когда он вошел в дом, дверь (дома) они заперли.
II
Побоище перекинулось на другие улицы Содома и к тому времени было в полном разгаре. Атрокс и Ланганон были зверски убиты людьми Кратегида, местного купца, ненавидящего выскочек-правителей. Крате гид, обвинив мертвых в том, что они возмущали народ и принесли столько горя гражданам Содома, призвал столпившихся вокруг людей идти к их домам и разрушить их. Долго увещевать людей не пришлось, так как не менее трех десятков горожан с шумом направились к указанной цели. “Не забудьте познать Ступрозу и Пут иду!”, кричал им вслед озверевший Кратегид, который сам с полсотней сторонников решил преследовать Ступрума, выбравшегося из толпы и еле спасшегося.
- Ступрума не убивать! - командовал брат Кратегида Бебр. - Чем хуже его Рея и Версьера дочерей Лота?"
Из толпы раздались уже нечеловеческие голоса:
- Ничем! Ничем!! Мы доставим лизоблюду Ступруму удовольствие поприсутствовать при познании его дочерей! Жаль, что некому будет предложить их нам!"
Толпа вокруг дома Лота поредела. Как и в любом другом городе, в Содоме жили люди, ожидавшие своего часа, и, поняв, что он пробил, они уже не хотели терять ни минуты: каждый из них готов был через трупы всех остальных познать своих избранниц и наказать тех, кому они принадлежат.
Кое-где около Лотова дома еще продолжалась драка. Но живых было меньше, чем убитых и раненых.
И вряд ли кто из живых, видя море крови и горы трупов перед домом Лота, решился бы взломать дверь и осуществить общее желаттие, и без того принесшее столько разрушений. Можно было подумать, что вся полоса вдоль дома Лота была заколдована, [11] а людей, бывших при входе в дом, чьей-то невидимой рукой поразили слепотою, от малого до большого, так что они, те, кто еще был жив, - обречены были мучиться и действительно измучились, искав входа.
Бесчинства охватили весь город. Задолго до рассвета не осталось ни одного дома в Содоме, которого так или иначе не коснулось бы горе. В одних считали убитых, в других готовились к приему раненых, третьи были объяты пламенем.
Лот лежал неподвижно в ближайшей от входа комнате, которая служила спальней его дочерям. При прикосновении смоченного в теплой воде полотенца черты его лица исказились так, будто его пытали раскаленным железом. Зелфа решила переждать. Она дожидалась минуты, когда отец немного придет в себя и позволит облегчить его страдания. Все двери были плотно прикрыты, и в доме царила тишина. Махла хлопотала возле матери, которую свинцовая тяжесть в голове приковала к постели, и время от времени подходила к двери комнаты, где лежал отец, прислушиваясь, нет ли там каких-либо признаков жизни, но, ничего не услышав, возвращалась на свое место подле матери.