На первый вопрос ответ был легким и удовлетворительным, несмотря на всю его неопределенность: Лот мог предчувствовать то, что ему предначертано судьбой, хорошо зная свою и людскую природу. Второй вопрос казался предрешенным одно временно с его постановкой, но мучил ее, оставляя сомнения относительно недостаточной ее правоты. Сперва она подумала, что всем своим поведением Лот не давал ей повода думать, что она как-то могла влиять на него. Как она переживала из-за этого! Как трудно было мириться с таким положением вещей! Как оно должно было облегчить ей перенесение происходящего теперь!
Но разве средства оправдали цель? Разве она на протяжении жизни не потеряла больше, чем приобретала этой ночью благодаря пониманию своей невинности и спокойствию относительно того, что творилось за стенами дома? Да где ж они были и кем были выдуманы, эти по:ги- мане и спокойствие? Она думала не о своей вине в том, что происходило сейчас вне ее дома, - в этом расчет мужа оказался на редкость верным, - но о своей вине, которая сопровождала ее на протяжении всей их совместной жизни и проживания в этом доме.
Если Лот думал, что ее невиновность теперь перевешивает ее вину, накопленную за всю совместную жизнь, вплоть до сегодняшней ночи, то это было его делом; она так не думала и боялась, что своей смертью Лот готовит ей тяжкое наказание за упорное непонимане того, что он оберегал семью, ее и дочерей, от разрушающей жизнестойкость привязанности и задушевной открытости по отношению к ним. Но легко ли было это понять? И даже в случае понимания, легко ли принять ?
И она лелеяла в себе ощущение, которое доказало бы ей, что и вся прежняя слепота, и все сиюминутное прозрение, характеризующие ее с отрицательной стороны, могли иметь и положительную сторону. Еще до того, как Лот был приведен в дом, и до того, как она еще продолжила блуждать в сознании своей безучастности к происшедшему, которая породила чувство ее виновности во всем том, что безвозвратно кануло в прошлое, она решила, что пожертвует самым дорогим - жизнью - для искупления своей вины и этим докажет Лоту, что ее готовность служить общему делу не пострадала от непонимания, точно так же как его готовность принести себя в жертву была поставлена на службу вопреки ее непониманию.
II
Когда стало ясно, что жизнь Лота продлена еще на несколько часов и что он невредим, чему она с трудом вынуждена была поверить, тяжесть в голове несколько отпустила, но на сердце от этого легче не стало. Что она могла сделать? Судьба предоставила ей слишком много времени для того, чтобы исполнять свои обязанности матери семейства, жены и хозяйки, и добавление к этому чего-то еще ни к чему путному не привело бы.
Всю жизнь она делала все необходимое, а теперь ей пришло в голову, что она мешала мужу своим непониманием. Да, одного целого они никогда не составляли, но только ли она была виновата в этом?
Впрочем, в теперешние тяжелые раздумья вклинивались более отрадные соображения. Как угнетала ее всю жизнь подчеркнутая холодность к ней Зелфы, казалось бы, росшей и взрослевшей благодаря ей, холодность, которую не уравновешивала и придающая ей немного уверенности близость Махлы. Теперь же она благодарила Бога за то, что отношение к ней Зелфы помогло ей хотя бы перед смертью, которую она ожидала с каким-то странным нетерпением, понять, что у нее не хватило сил бесконечно терпеть и беззаветно служить, и вот, из-за нее тоже, Лот оказался в положении, когда, может, больше всего на свете желал пусть насильственной, но скорой смерти.
Она прокручивала в голове вытекавшие из всей прошедшей жизни мысли об ущербности своей жизни, о ее ненужности для мужа и дочерей, а затем вдруг задумалась над тем, что в случае гибели мужа и дочерей, у нее не хватит духа лишить себя жизни. Если она хочет каким-то образом искупить вину перед ними, то должна принять свое спасение от насилия как условную награду, в счет искупления своего долга перед ними. Возможность остаться живыми и им и ей, была уже исчерпана, и сегодняшнее вторжение в их жизнь посторонней силы, вскрывшей всю зыбкость связи между ними, раздвоило ее сознание, поставив перед выбором, когда на одну чашу весов были положены три жизни, а на другую - одна. И ей было хорошо от того, что она не затруднилась сделать правильный, хотя и не единственно возможный выбор.
После этого чуть ли не детской забавой показалось возвращение к тому, что произошло. Она даже мельком не задержалась на мысли, что виной случившемуся были чужеземцы. Все то, о чем она передумала за эту ночь, помогло лишь осознать, что кара ниспослана не всей ее семье, и в очень незначительной степени - Лоту. Больше всех была наказала она, и внешнее проявление этого наказания - она единственная была лишена возможности передвигаться - помогло ей понять, кто несет ответственность за происходящее. Ей уже хотелось произнести вслух, что если дочери и муж останутся в живых, она с радостью примет свою участь и уйдет из жизни.