Хотя после всего передуманного ею излишне было давать обеты и молиться, но, не сомневаясь, что Бог слушал ее и прежде и не мог укорить в лицемерии и малодушии, она не могла сдержаться и пообещала Богу лишить себя жизни, если ее родные, самые близкие ей люди избегнут Его кары и останутся в живых. Она уже не сомневалась, что никто не сможет понять ее, как не сомневалась и в том, что Бог не замедлит предоставить ей благо приятный случай выполнить свой долг.
Да, всю жизнь она прожила в неведении, но если ей давалась благоприятная возможность, - не важно какой ценой, - прозреть и искупить свою вину, можно ли было мечтать о чем-то большем? Когда она пришла к выводу, что Богу было угодно сперва приковать ее к постели, чтобы напомнить о физической немощи и помочь обрести силу духа, а потом отвести от нее недомогание, ей оставалось только встать с постели и приготовиться в дорогу, о чем хлопотали все оказавшиеся под крышей их дома.
III
Лот, Орнатрина, Зелфа и Махла собрались в одном крыле дома. Прощание с домом происходило в полном молчании. Анубис и Корбан находились тут же [16], и так как они видели, что он медлил, и понимали, что у него слишком много причин для задержки и нерешительности, то мужи те (Ангелы), по милости к нему Господней, взяли за руку его, и жену его, и двух дочерей его, и вывели его из дома.
Меж грудами мусора и трупов на пепелище была протоптана узкая колея; видно, родственники павших у дома Лота во время поисков кое-как расчистили дорогу и тем облегчили путь тем, кто покидал родное гнездо. Откуда-то послышался топот ног бегущего человека, но никто не обратил на него внимания. Идти вместе было невозможно, и вскоре они пошли гуськом. Впереди всех шел Корбан, за ним Лот, далее Зелфа, Махла, Орнатрина, и замыкал цепочку Анубис.
Они двигались медленнее, чем того требовали обстоятельства, но с каждым шагом, удаляющим их от дома и приближающим к черте города, их беспокойство ослабевало. Страх Орнатрины относительно того, что ее в пути покинут силы, не оправдался; по мере удаления от дома она чувствовала себя все лучше. Через некоторое время цепь идущих распалась, и образовавшаяся группа достигла места, где можно было немного передохнуть и почувствовать себя в относительной безопасности. Лот, нагруженный как вьючное животное, тяжело дышал, но это происходило и оттого, что он еще не совсем свыкся с мыслью о том, что они спасены.
Еще совсем недавно он не раздумывая принес бы себя в жертву ради спасения чести своих гостей. Но всей его жизни и страданий явно недостало бы для спасения дочерей. Об Орнатрине он уже и не думал; она оставалась сама по себе. Ей была предоставлена свобода переживаний и оценки происходящего, свобода, цена которой была ниже цены самого беспросветного рабства. За нее он как-то не беспокоился, но не потому, что ему было безразлично, что с ней про изойдет, а потому, что не считал себя вправе соотносить постигшие его бедствия с ее судьбой, несмотря на связывающие их узы.
Лот отказался от предложения Анубиса и Корбана разделить ручную кладь еще у дома, а потом еще раз, когда они уже оставили город позади себя и когда Анубис и Корбан поставили его вне города и решили передохнуть; когда же вывели всех их вон, то один из них, Анубис, сказал: - Спасай душу свою! Не оглядывайся назад, и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть.
[18] Но Лот, услышав эти слова и подождав, не скажет ли чего Корбан, сказал им, убедившись, что Анубис выразил мысль обоих:
- Нет, Владыка! [19] Вот, раб Твой обрел благоволение пред очами твоими, и велика милость Твоя, которую Ты сделал со мною, что спас жизнь мою; но я не могу спасаться на гору, чтоб не застигла меня беда и мне не умереть. [20] Вот, ближе бежать в сей город, он же мал; побегу я туда, - он же мал, нравы будут там чище; и сохранится жизнь моя (ради Тебя)."
Аттубис внимательно выслушал Лота, и на его лице не было ни торопливости ни суетливости. После речи Лота он помолчал [21 ] и, когда убедился, что Лоту нечего добавить, сказал ему: