Выбрать главу

 

VII

 

И снова дядя Авраам предстал перед душевным взором Лота, но он теперь знал, почему образ дяди неотступно преследует его. Уж так повелось, что почти при всех переселениях из одной земли в другую, дядя Авраам был с ним, то спутником, то соперником, то спасителем. Так было, когда - еще при жизни деда Фарры - они вышли из Ура Халдейского и дошли до

Харрана; так было, когда они вышли из Харрана и пришли в землю Ханаанскую; так было, когда они перебрались в Египет, а затем ушли оттуда; так было, когда он, отделившись от дяди Авраама, поселился в Содоме; так было, когда он уже потерял все надежды на спасение, согнанный со своей земли после поражения царя Содомского, но дядя Авраам спас его от плена и неизвестного, но несомненно позорного и ужасного будущего.

 

И сейчас ему казалось, что дядя незримо сопровождает его с минуты его вынужденного исхода. [27] И вот, представлял Лот, встал Авраам рано утром (и пошел) на место, где стоял пред лицем Господа. [28] И посмотрел к Содому и Гоморре, и на все пространство окрестности, и увидел: вот, дым поднимается с земли, как дым из печи. [29] И было, когда Бог истреблял (все) города окрестности сей, вспомнил Бог об Аврааме, о его верности и праведности, о верности и праведности его племянника, и выслал Лота из среды истребления, когда ниспровергал города, в которых жил Лот. Впрочем, Сигор должен был избежать участи Содома, ибо несколько часов проведенных там, не могли навлечь на него гнева Господня!

 

Не прошло и получаса, как Эбриоз с Рану лом деловито обсуждали во внутреннем дворе, чем снабдить Лота в дорогу и в каком количестве. Ранул сказал Эбриозу, что весть о событиях, происшедших в Содоме и Гоморре, уже достигла Сигора, но, беседуя по дороге с согражданами, он не слышал, чтобы кто-то обратил внимание на появление Лота с дочерьми. Сигор был довольно оживленным городом, где вечно сновали люди и много было путников из окрестностей и других мест. Эбриоз поспешил к Лоту обрадовать его известием Ранула, ибо больше всего, как он понял, Лот беспокоился именно из-за этого. Ранул, даже не повидавшись с Лотом и отложив встречу до лучших времен, поспешил домой, чтобы отдать нужные распоряжения.

 

Лот был тронут заботой. Обрадовала его и весть Ранула, но на просьбу Эбриоз а остаться в Сигоре хотя бы на ночь ответил решительным отказом. У Эбриоза сжалось сердце, когда он увидел, что ни Лот, ни его дочери почти не притронулись к еде, которую им подали почти сразу. Он не знал, что Рапасида и Ульта, заходившие к гостям, чтобы поздороваться с ними и выразить им свое соболезнование, нашли Зелфу и Махлу в таком горе, что посчитали за лучшее оставить их одних.

 

Примерно через час два мула были нагружены так, что едва могли сдвинуться с места под тяжестью поклажи. Одного из них, уже навьюченного, привел Ранул. Кроме двух коз, которым предстояло следовать за новыми хозяевами своим ходом, все ос тальное - и шкуры для шатра, и одежда, и продовольствие, и посуда, и орудия и даже живность в плетеных крытых корзинах - было навьючено на несчастных животных. В крайнем случае, они могли бы нести на себе и обессилевших в дороге девушек.

 

Ранул неслышно вошел в покои Лота, который даже не пошевелился за все то время, что провел в доме Эбриоза, и осторожно положил руку ему на плечо. Лот поднял голову и посмотрел на него. Потом привстал, и друзья обнялись.

 

-        Все готово, Лот! - сказал Ранул. - Мой старший сын, Вермикул проводит тебя и поможет подобрать место для жительства. Помни о нас. Мы всегда готовы помочь тебе."

 

Следом за Ранулом вошел Эбриоз.

 

-        Может Вермикул прихватит бочонок вина? - спросил он. - Для него не осталось места.

-        А у меня место нашлось, - улыбаясь, ответил Ранул. - Но знаю я тебя, если тебе отказать, ты заставишь заменить мое вино своим. Так и быть, Вермикул по тащит твое доброе вино."

 

Лот хотел было что-то возразить, но друзья похлопали его по плечу и лишили его сил противиться их решению, принятому без его согласия.

Все трое вышли из дома. Когда Лот увидел навьюченных мулов и безмятежно стоящих рядом коз, у него появилось такое чувство, будто его обнажили донага на рыночной площади, и неизвестно сколько времени и сколько людей глазеют на него. У него перехватило дыхание. Слезы подступили к глазам и душили его.