Робкая надежда превратилась в безумное облегчение, благодаря которому открылось второе дыхание. Я засмеялась и побежала вверх по склону, на ходу вытаскивая из волос ветки и листья. Высоко в небе светило солнце. Я облизала пересохшие губы, силясь вспомнить, когда последний раз хоть что-то пила. Я уже чувствовала вкус живительной влаги. Я так долго бродила по горным окраинам Екатеринбурга и уже начала сомневаться, что выберусь. Но я не сдавалась, потому что, как любил говорить папа, для любой проблемы найдется решение.
Домик оказался простой избушкой, сложенной из темных бревен, маленькой и обветшалой. На окнах висели покосившиеся ставни. Проходя мимо, я увидела, что вся стена была усеяна дырами от пуль.
Я отвернулась.
За домом царили радость и свет.
Во дворе танцевали и смеялись несколько дюжин крестьян – и не скажешь, что идет война. На лужайке кружились женщины в ярких платьях и платках, старики играли на гармони или хлопали в ладоши. Полуголые дети с веселыми криками гонялись друг за другом, крутились под ногами взрослых и прятались за спинами зрителей. Ниже по склону я заметила еще пару домов, таких же бедных, как и избушка.
На краю двора у покосившейся телеги группка людей рассматривала выставленные на продажу глиняные горшки и рулоны ткани.
Костер оказался небольшой, его разожгли у пристройки вдалеке от праздника. Крупный, на удивление молодой парень подкидывал в него грязные окровавленные тряпки. От такого подношения огонь на мгновение утихал, дым сгущался, а потом пламя разгоралось с новой силой, еще пуще прежнего. Куры, спокойно клевавшие рядом траву, с испуганным кудахтаньем разлетались в стороны.
– Глиняные горшки! Узорчатые ткани и сарафаны с вышивкой!
Торговкой у телеги оказалась девушка моего возраста. Голос у нее был сильный и звучный. Она рассматривала двор в поисках покупателей, и наши взгляды встретились. Девушка помрачнела и прищурилась, а потом и вовсе отвернулась. Наверное, решила, что я попрошайка. От стыда краска прилила к щекам, я отступила назад, случайно на кого-то налетев.
– Прочь от меня! – Женщина грубо толкнула меня в спину.
Я запуталась в собственных ногах и упала прямо на землю. Ладонями проехалась по сухой и грубой траве. Боль безжалостно полоснула по коже, на которой образовались кровоточащие ранки.
– Кулачка! – зло прошипела женщина.
Пошатываясь, я медленно поднялась на ноги, лицо пылало от унижения. Музыка остановилась на секунду: танцоры удивленно оглянулись, а потом продолжили пляску, решив, что я не стою их внимания. Несколько человек отошли от меня подальше, как от прокаженной.
– Возьми сырничков, милый. Держи, зайка.
Сквозь толпу шла сгорбленная седая старушка в простом платке с цветочным орнаментом и раздавала еду. Перед собой она несла небольшую корзинку, из-под крышки которой выглядывала золотистая сдоба.
У меня потекли слюнки. Я сглотнула их, благодарная за влагу, и пошла к старушке. Последний раз я ела… день или два назад, точно не помнила. Я не хотела вспоминать дом Ипатьева. Знала только, что умираю с голоду.
– Извините меня, пожалуйста, – сказала я.
Старушка нахмурилась, взглядом пробежалась по пятнам и дырам на моей юбке, по крови на ладонях, по грязным неприкрытым волосам.
– Одна копейка, – сказала она.
– Пожалуйста. Я так голодна. – Мой голос дрогнул. Мне было горько попрошайничать, но запах теплых сырников околдовывал. – Всего один, прошу. У меня ничего нет.
Старушка вновь посмотрела на мою блузку и юбку.
– А похоже, что было достаточно. Теперь знаешь, каково это – быть в нужде, а, помещица?
Знает, каково это? Вся моя семья погибла, а она думает… Раз я когда-то жила в большом доме, а мою юбку сшили из дорогой ткани, то я этого заслуживаю? То он и этого заслуживают?
Ее жестокие слова словно ударили меня под дых. Я не помещица! Рука потянулась к груди, пытаясь утихомирить злость, чтобы не сказать то, о чем пожалею. Ладонь – на сердце, как делала мама, когда хотела меня успокоить.
Пальцы скользнули по гладкому металлу под тонким шелком блузки.
Машино ожерелье.
Я прижала к нему ладонь и закрыла глаза. Эта икона прикасалась к ее коже. Драгоценность напомнила мне о том, что я неодинока. Когда-то ее благословил брат Григорий, и теперь это оберегало меня.
А потом я вспомнила: у меня была не только цепочка, но и еще кое-что ценное.
Убегая через лес, я несколько раз ослабляла корсет, почти сняла его совсем. Но что-то меня остановило в последний момент. И слава богу! Под его подкладкой были припрятаны бриллианты, изумруды и сапфиры – остатки семейного богатства.
Я вовсе не попрошайка. Я несла с собой наследие своей семьи. Я их наследие. И я выживу, потому что они не оставили меня в нужде. У меня есть что обменять.