– Доктор, я тоже имею отношение к девочке. Она мне как раз очень даже к месту, чтобы у меня молоко не пропало.
Доктор повернулся к ней, крайне удивленный подобным открытием. Он спросил девушку, сделана ли у нее прививка. Та кивнула.
– Закончим разговоры. Эта девушка будет заботиться о ребенке, пока донья Инес не восстановит силы. Ты справишься?
– Доктор, вы не смотрите, что я слепая. Я слепая, но не глупая.
– Тогда так и решим, – повторил доктор Кубедо.
– А когда моя жена проснется? – спросил дон Густаво.
– В свое время. Пусть поспит несколько часов, пока действует хлороформ.
– А потом? – уточнила кормилица.
– Потом пусть отлежится еще денек, а если она захочет увидеть девочку, покажите ей ребенка и положите малышку ей на грудь.
Дон Густаво попытался снова протестовать, однако уступил, как и в первый раз.
Доктор подошел к донье Инес, откинул простыню: грудь была полна молока. Он сжал одну грудь, и из соска полилась желтоватая густая жидкость.
– Придется ей перетерпеть это молозиво. Бедняжка, у нее грудь переполнена молоком.
У Исабелы по щекам потекли слезы. Она плакала часто и много, даже когда для этого не было повода. Она держала на руках девочку, завернутую в пеленки. Та весила, должно быть, меньше, чем кошка.
– А ты, – сказал доктор, подойдя к ней, – сделай яблочный отвар и дай несколько чайных ложечек с сахаром, чтобы она покакала.
– Кто, сеньора?
– Да нет же, девочка, отвар дашь ребенку. Какое невежество, Боже мой!
Доктор собрал инструменты, разбросанные на полу комнаты, и уложил их в саквояж. Он вынул из кармана наполовину пустой пузырек с тоником марки Кох, придающим бодрости.
– Пусть выпьет, когда проснется, – сказал он, обращаясь ко всем, кто его слышал. – Это для матери, – добавил он. – Приходится все уточнять.
Он чувствовал себя таким усталым, что глаза закрывались сами.
Прежде чем удалиться, он обещал заглянуть вечером. «Когда отойду ото сна», – добавил он. Он не помнил такой ночи с тех времен, когда, будучи юношей, мог по трое суток не смыкать глаз, помогая старикам, детям и любому заболевшему, неважно, кто это был: молодой человек, старик, мужчина или женщина. Он всегда был там, где разворачивалась очередная драма, следуя своему призванию даже больше, чем священник.
Дон Густаво проводил доктора до парадного входа.
– Сеньор Вальдес, у вас чудесная девочка. Не тревожьтесь. И помните: Господь не зря испытывает хороших людей. Он просто хочет, чтобы они стали еще лучше.
Доктор имел в виду добрую славу о сеньорах Вальдес. Весь городок Пунта до Бико очень их уважал: они были лучшие владельцы собственности, великодушные люди и единственные, кто не выставлял напоказ свое огромное состояние, как прошлое, так и настоящее. Но особенно, причем уже давно, все отмечали их чувство справедливости. Только этим объяснялось, что на протяжении многих лет местные жители, трудившиеся на их землях, не воровали. Или воровали совсем немного. А в этом и заключается особенная форма честности.
– Не понимаю, о чем вы, – ответил сеньор.
Дон Густаво, который не переставал думать о родах Ренаты, воспринял происшедшее как отзвук своего греха и опасался, что Господь послал его семье это испытание в качестве предупреждения. А возможно, доктор что-то узнал и рассказал дону Кастору, священнику, а священник, отличавшийся болтливостью, волей-неволей проболтался кому-нибудь из прихожанок своего прихода, а то и сеньорам Сардина, и тогда может статься, что те используют полученную информацию, чтобы разрушить его брак и подмочить его прекрасную репутацию.
– Идите, поспите. Вы очень осунулись.
Дон Густаво проводил взглядом доктора Кубедо, пока тот не исчез в темноте ночи со своим саквояжем и в одежде, которая так до конца и не высохла. Собаки сеньора Вальдеса приблизились к нему несколько растерянные, поскольку в этот час хозяин никогда не появлялся, и стали тереться о его лодыжки. Он закрыл дверь и, обернувшись, увидел у подножия лестницы Маринью. Рядом стояла Исабела с его дочкой на руках.
– Сеньор Вальдес, малышка уже пососала грудь и успокоилась, но через несколько часов она снова захочет есть. Надо, чтобы кормилица осталась в замке на ночь. Если это не помешает…
– Да, так будет лучше, – согласился он. – Дай-ка мне на нее взглянуть…
Он подошел к Исабеле и поцеловал новорожденную в лоб. От ребенка пахло расплавленным железом и миндальным семенем. Терпкий запах запекшейся крови.
– Исабела, приготовьте одну из дальних комнат и идите отдыхать. И прежде всего откройте окна, пусть комната наполнится лимонным запахом самшита. От девочки пахнет колесными спицами.