За эти дни я отлично поняла, что сама даже такое небольшое, в сущности, дело не потянула бы. Повезло мне с Сабриной Павловной: все же организационная и административная работа, поездки, переговоры, поиски нужных людей и все такое прочее -- совсем "не мое". Изматывает... Я и в прошлой жизни предпочитала тихо сидеть на рабочем месте и, что называется, "не отсвечивать", но там с меня ничего другого и не требовалось. А здесь... Мастер не только в лаборатории корпит, но и с людьми общается -- с заготовщиками, поставщиками, клиентами, аптекарями, ему приходится договариваться с больницами и школами, с деловыми людьми и с организациями вроде нашего благотворительного комитета, со спонсорами, да мало ли с кем еще. Это не говоря уж о том, что состоявшийся Мастер просто обязан воспитать учеников! Так что учиться общению придется в любом случае.
Но эту сторону обучения я предпочла бы отложить "на попозже". Хотя бы на после родов!
День, когда не нужно было никуда ехать и ни с кем встречаться, стал для меня долгожданным подарком. Я отложила на завтра все, что хоть как-то касалось работы или учебы, решив полностью уделить этот день семье и дому. Убралась, сходила в магазин, поставила тесто на пирожки, заморочилась с борщом вместо супчика на скорую руку... К приходу своих мужчин решила сделать их любимые пюре и котлеты по-киевски (здесь они назывались так же, правда, рецепт немного отличался). А пока, наевшись борща, взяла книжку и пошла в спальню -- по опыту знала, что примерно через полчаса-час начнет клонить в сон, и лучше будет, если к тому времени расслаблюсь и немного отдохну за чтением.
Пока я носилась по заготовщикам и поставщикам, Костя купил для меня "Графа Монте-Кристо" -- в этом мире Дюма тоже написал книгу с таким названием, правда, не в двух, а в трех томах, и мне очень интересно было сравнить. Все-таки в знакомой мне по прежней жизни истории слишком многое в сюжете завязано на лжи, нарушении клятв, предательстве, изменах -- всем том, о чем здесь говорят "люди не узнают, так судьба накажет".
Но я только и успела прочитать, как входит в марсельскую гавань "Фараон". Ни с того ни с сего вдруг накатила слабость, похолодели ладони, и от рук по всему телу медленно пополз холодный, мерзкий озноб. Закружилась голова. Я отложила книгу и закуталась в одеяло, надеясь согреться. Но лучше не становилось, наоборот, к ознобу и головокружению прибавилась еще и тошнота -- не похожая на токсикоз, не острая, скорее напоминающая дурноту от долгой поездки в жару в переполненном автобусе.
Я натянула одеяло на голову, завернулась в него, как в кокон. Трясло, от крупной дрожи стучали зубы. Да что со мной такое?! И дома никого, и Костя придет не скоро. Мне нужна помощь! Господи, хоть бы с ребенком все было хорошо...
Какая же я дура, у меня в спальне даже воды нет, не говоря уж о запасе экстренных снадобий! Сейчас бы чая... витаминный сбор или восстанавливающий силы. Я бы даже сказала, что лучше всего сейчас поможет энергетик, но его нельзя без назначения врача, лучше не рисковать. Хотя, если я верно помню симптомы...
Впрочем, готового энергетического сбора у меня все равно нет, что толку гадать, он ли мне нужен.
В голове мутилось, слабость охватывала все сильнее.
-- Нельзя терять сознание, -- пробормотала я. Голос дрожал, в нем отчетливо слышалась паника. Откуда-то я знала, что и впрямь вот-вот потеряю сознание, и что это плохо, очень плохо. Опасно и для меня и для ребенка.
-- На кухню, -- приказала я себе. -- Вставай. Одеяло не бросай, завернись. Медленно -- села, ноги на пол. Держись за шкаф. Теперь за стенку. Давай, вниз.
Отчего-то говорить такими вот короткими фразами-командами было легче. И голос меньше дрожал. Я не сумела бы убедить себя, что "ничего страшного", никогда не была склонна к самообману, а вот "борись, двигайся, не смей падать!" -- это мне помогало.
И все же до кухни я дошла не иначе как чудом и с божьей помощью. Да взять хоть то, что с лестницы не упала, ведь каждую ступеньку вслепую ногой нащупывала! При этом одной рукой вцепившись в перила, а другой -- сжимая у горла одеяло, которое еще и в ногах путалось!
Поставить чайник я бы в таком состоянии не сумела, даже спичку бы не зажгла. Кое-как достала кружку и тут же уронила. Кружка разбилась громко, осколки брызнули по всей кухне.
-- На счастье, -- пробормотала я. Собственный голос казался далеким и слабым, уши заложило, как в самолете при посадке. Но холодная вода из-под крана немного прояснила сознание: я обтерла лицо и сделала несколько мелких глотков из ладони.
Но хотелось горячего. Чая. И сладкого.
Я оперлась ладонями о стол, благо, он недалеко от мойки. А там и табуретка в двух шагах, но как добраться до нее и не упасть? Шажок, другой -- боком, вдоль стола, держась о столешницу. Пальцы дрожали. Колени подгибались.
-- Да что ж это такое! -- почти прошипела я.
Как-то удалось сесть не мимо табуретки. Я подавила острое желание уронить голову на руки -- отключилась бы, и что дальше? На столе стояли заварочный чайник и сахарница. В заварнике был Костин чай, обычный черный, крепкий, с моим наговором на здоровье и бодрость. Я придвинула его ближе, не отрывая от стола -- не разбить бы. Втянула глоток прямо из носика. И еще один. Потом ту же операцию проделала с сахарницей -- придвинуть ближе, снять крышечку, выудить кусок -- и в рот. Как хорошо, что Костя любит рафинад! Кусок сахара таял на языке, я запила его заваркой. Что ж, эта ядерная смесь подействовала не хуже энергетика: в обморок падать мой сбрендивший организм явно раздумал, в голове прояснилось, я даже, наверное, смогла бы сейчас встать, но здравый смысл советовал не форсировать события, а лучше съесть еще пару кусочков сахара.
Кажется, я выпила не меньше половины заварника, и уж точно сожрала половину сахарницы, когда, наконец, почувствовала себя в силах встать, дойти до плиты, зажечь газ и поставить чайник. На плите стояла кастрюля с борщом -- я уже ела всего-то час-полтора назад, но вдруг поняла, что голодная, как... "как медведь после спячки", само собой пришло на ум любимое Костино выражение.
Борщ пах одуряюще -- настоялся. Я навернула полную тарелку. Запила теперь уже своим чаем -- под руку попался успокаивающий, и я решила считать это знаком, все равно не понимала, что со мной, а снять панику точно будет не во вред.
Выпила полную кружку, заедая сахаром вприкуску -- не совсем по правилам, ну и ладно, раз организм просит, лучше ему дать, чего хочет.
А потом все-таки сложила руки на столе, умостила на них голову, прикрывшись уголком одеяла от падавшего из окна света, и уснула, как провалилась. Но это хотя бы был сон, а не обморок.
Проснулась я в постели. Костя сидел рядом, одна его ладонь лежала на моем животе, поверх одеяла, другой он гладил меня по лицу, и от обеих его рук в меня щедро лилось мягкое, ласковое тепло.
-- Что же ты так? -- спросил он; в мягком голосе я без труда уловила боль, и паника вспыхнула с новой силой.