- Тебя кто-то обидел? Кто?!!
Я лишь мычала и качала головой.
- У тебя что-то болит?
- Не-е-ет… - только и смогла сказать я, вытирая сопли рукавом кофты.
- Так что же случилось, Анечка, почему ты плачешь?!
Вокруг нас уже собралась толпа преподавателей, кто-то протягивал носовой платок, кто-то – чашку с водой.
Кое-как утерев лицо, я выпила воду, пролив большую часть на себя, потому что зубы стучали, руки дрожали, а губы распухли и почти не слушались.
- Жжаа-алко!
- Кого?!
- Ссс… Ик! Ссскриппп… ку…
- Скрипку? Какую скрипку?... Почему скрипку жалко?
- Она пппла…кк…ала… Ик! Ччелл…о…веческим голл…лосом…
- Пойдём, пойдём скорее ко мне в кабинет. Успокоишься и расскажешь, почему ты так расстроилась, - сказала Людмила Петровна и, взяв меня за руку, потащила за собой. Я шла почти наощупь, в глаза будто песка насыпали, и предательская капля из носа то и дело норовила поползти соленым ручейком. Приходилось ее слизывать, чтобы никто не заметил.
Меня усадили и напоили сладким чаем, нанесли в кабинет конфет и печенья и принялись выяснять, когда это сегодня скрипка плакала. В концерте было много скрипичных пьес, играли и ученики, и учителя, и сначала думали, что это кто-то из них сыграл что-то такое, что растрогало меня до слёз. Но я, собрав мысли в кучку, сказала:
- Девочка играла. Большая. В конце.
- «Лебедь»! – ахнул кто-то. Это же «Умирающий лебедь» Сен-Санса! Таня Воронова играла, как раз в самом конце! Анечка, сможешь напеть мелодию?
Я кивнула, набрала побольше воздуха и завела было: «Та-ра-ра, та-ра-ра, тааа-ра-ра…», но на первых же звуках в глазах защипало и я опять заплакала. Однако в том, что виной всему был несчастный «Лебедь», никто уже не сомневался.
А потом пришла мама, увидела мою зарёванную физиономию и очень удивилась: с чего это вдруг я в таком виде?!
Людмила Петровна взяла её под руку и вывела в коридор, откуда до меня доносились разные незнакомые слова: «эмоциональный, тонко чувствующий ребенок», «катарсис», «сила искусства», но я их просто принимала к сведению. Ибо мною завладела новая идея, и я её срочно обдумывала.
Когда растерянная мама и улыбающаяся завуч вернулись в кабинет, я задала ключевой вопрос:
- Людмила Петровна, а «Лебедя» трудно играть?
- Ну… Это как посмотреть. С одной стороны – ноты там не трудные. А с другой – чтобы его сыграть, нужно быть достаточно взрослым человеком. И руки должны быть уже большими, потому что для протяжных нот нужен целый смычок и целая скрипка. И душа должна быть взрослая – чтобы почувствовать эту пьесу и суметь передать чувства слушателю. А что? Почему ты спрашиваешь?
- А я… Я смогла бы сыграть, когда вырасту?
- Смогла бы, если бы училась играть на скрипке и старалась, как следует. Душа у тебя уже сейчас дай Бог каждому, но ещё нужно очень хорошо владеть инструментом. А для этого – заниматься и заниматься, ну и, конечно, вырасти.
У меня, конечно, оставался еще вопрос, что такое «целая скрипка», но выяснение я решила отложить на потом. Вроде, сломанных скрипок на концерте я не видела, хотя у некоторых они звучали именно как немножко не целые. И ещё… Ещё я мысленно прощалась с мечтой о пианино, успокаивая себя тем, что в школе их полным-полно, в каждом кабинете, и, если уж очень захочется, всегда можно на каком-нибудь потренькать после уроков.
И я сказала.
- Тогда я передумала.
- Ну вот что ты у взрослых людей время отнимаешь?! – возмутилась мама. – То она надумала, то она передумала!..
- Что ты передумала, Анечка? – изумилась Людмила Петровна.
- Поступать на это… фортепиано. Я на скрипку хочу. И тогда… Когда стану такой, как сегодня девочка играла… Я тоже сыграю «Лебедя».
Женщины уставились на меня, как будто у меня поросячий пятачок вырос.
- Как – на скрипку? Ты же про пианино мне все уши прожужжала! – набросилась мама. Пианино хоть инструмент настоящий, а что эта скрипка?! Что ты с ней делать будешь?!
Я насупилась и упрямо повторила:
- Учиться. Чтобы «Лебедя» сыграть.
Мама аж покраснела от злости, и уже собиралась что-то сказать, но Людмила Петровна придержала её за локоть и повернулась ко мне:
- А ты уверена, что потом не пожалеешь? Ведь о пианино, как мама говорит, ты мечтала давно, а скрипку только сегодня услышала? До «Лебедя»-то еще вон как далеко, несколько лет упорного труда. Вдруг надоест, и ни фортепиано не овладеешь, и «Лебедя» не сыграешь!
- Девочка же сыграла сегодня! И я сыграю!
- Ну… Таня, конечно, молодец. Очень способная ученица, мы её в музыкальное училище готовим. А ты ведь только начинаешь – и так решительно меняешь цель.
- Если бы я раньше такое услышала – то сразу бы на скрипку пошла! – я готова была снова расплакаться, но уже от досады. Ну как, как они не понимают, что услышать «Лебедя» и не захотеть его сыграть – совершенно невозможно?! И что только ради одной этой пьесы можно научиться играть на скрипке?!
- Я твердо решила. Если нельзя на скрипку, тогда мне и на пианино не надо.
- Ох, деточка… - Людмила Петровна обескураженно глядела на маму, а та просто кипела от сдерживаемого гнева, и ничего хорошего мне это не сулило.
– Сейчас посмотрю, сколько на струнном отделении свободных мест осталось на этот год, - сказала она, раскрывая огромный журнал.
Долго его изучала, а потом сказала:
- Места-то ещё есть, но проблема в том, что в класс скрипки мы принимаем детей с девяти лет. А тебе сейчас только восемь?
- Восемь. Но в апреле уже девять будет! Совсем чуточку подождать осталось!
- Ничего себе – чуточку! Считай – в конце учебного года, а сейчас – самое его начало, - возразила завуч. Если бы хоть в сентябре-октябре, - ещё куда ни шло, а до весны слишком долго, не имею права, к сожалению. Так что в следующем году приходи, раз на скрипку хочешь.
В очередной раз за последние два часа я собралась реветь, видно, день у меня такой был – ревучий. Людмила Петровна сжалилась:
- Впрочем, есть еще вариант: подготовительная группа. Год позанимаешься в ней, и, хоть подготовка у тебя и так отличная, лишняя база никогда не повредит. А со следующего года добавятся уроки по специальности. Согласна?
- Я согласна, согласна! – я была согласно на всё, лишь бы не откладывать учебу на год. Сейчас, вроде, всё получается, а кто знает, что дальше будет?.
- Любовь Васильевна, а Вы что скажете? – обратилась Людмила Петровна к маме.
Мама у меня работала в плановом отделе большого строительного треста, и поэтому терпеть не могла, когда в ее планах кто-то что-то нарушал. Она сидела с недовольным видом и, наверное, решала вопрос, потакать моему внезапному капризу или нет. Людмила Петровна была маминой давней знакомой и отлично знала её характер, поэтому решила мне помочь. Она встала, как учитель у доски, и заговорила не прежним ласковым, а настоящим учительским голосом:
- Как педагог и специалист, позволю себе высказать своё мнение. Девочка очень музыкальная и эмоциональная. Это видно хотя бы по тому, какое впечатление на нее произвело услышанное произведение. Я впервые вижу, чтобы ребёнок так реагировал на музыку. Замечу, что и музыкальный вкус у нее хороший и сформировавшийся: «Лебедь» - жемчужина мировой классики. Так что… Я бы в данном случае прислушалась к Аниному мнению, и выполнила её желание. Поверьте, это не каприз. Это зов сердца…
Мама задумалась, и вдруг вспомнила:
- А ведь правда… Она с детства такая. Помню, пою ей колыбельные, и все она слушает, а как запою «Лунные поляны, ночь, как день, светла…» - она в слёзы. Вот что бы понимала, а?!
- Вот видите, все сходится! Слов грудной младенец может и не понимать, но эмоции чувствует очень тонко. Аня как раз из таких – тонкокожих…
Я сидела серой мышью, затаив дыхание и закусив губу, чтоб чего-нибудь не ляпнуть невпопад. Я очень боялась помешать Людмиле Петровне уговорить маму на скрипку.
- Ну… Не знаю даже… Как-то неожиданно все это. А сколько стоит обучение на скрипке? – вдруг спохватилась она.
- Рубль пятьдесят в месяц! – торжествующим тоном провозгласила завуч. А фортепиано – двадцать рублей, - добавила она. Да и скрипка ученическая дешевле пианино во много раз, и места мало занимает.
Это и решило дело. Тонкие материи – важно, конечно, но и материальную сторону никто не отменял. Тем более что скрипку нужно будет покупать только через год, чтобы подобрать инструмент по росту, потому что за это время я подрасту.
Правда, в тот день все эти разговоры уже шли мимо меня. Главное – я буду учиться в скрипичном классе. Остальное – неважно. И подготовительную группу, и год ожидания как-нибудь выдержу, зато «Лебедя» выучу и буду играть всегда, когда мне захочется. Вот.
… Мы шли домой, почти не разговаривая. Мама – все еще переживая по поводу нарушенных планов, а я – вспоминая чарующую мелодию.
Дома я быстренько поужинала и без напоминаний юркнула в постель, так что когда пришел папа, я притворилась, что крепко сплю. Я слышала, как родители обсуждали сегодняшнее происшествие. Слышала папино изумлённое «Пиликалка?!», потом мамино «Рубль пятьдесят!», и, наконец, снова папино «Всё не как у людей!». А потом он тихонько вошел в детскую и долго смотрел на меня, думая, что я сплю.