— Ты сколько классов кончил? — спросила она.
— Все четыре, — с невольной гордостью ответил Дионица.
— Это, наверно, хорошо — учиться?
— Очень хорошо! Все узнаешь: и как земля устроена, и где какие люди живут. Сейчас в школу не хожу, и скучно стало… Особенно зимой. А что ты смотришь туда?
— Я вот думаю: велел король построить школу, да не все в ней учатся.
— Ну, что ты об этом… Кстати, школу и не румыны строили.
— А кто?
— Русские, еще до румын, мне мать рассказывала. Румыны только примарию и жандармский пост построили.
— А в России теперь ни одного боярина нет?
— Конечно, нет. Если бы наш Тудореску туда попал, тоже выгнали бы в шею.
Оба засмеялись. Потом Мариора спросила:
— А что Кир хочет сделать с Тудореску? Ведь полиция и жандармы сейчас за всеми следят. Небось слова не скажешь.
— Я тоже так думаю, — ответил Дионица. — Хотя ведь ты знаешь Кира и Васыле. Уж если что скажут, так сделают.
Туман еще цеплялся за ветви садов, медленно таял над Реутом, но хозяйки уже истопили летние печки во дворах, все село давно проснулось.
За примарией, в сарае, стояли две сорокаведерные бочки вина, только вчера привезенные от Тудореску. Тут же корзины с городскими булками. Недалеко от примарии на обочине дороги расположились парни в расшитых праздничных рубахах, серо-зеленых шляпах. Горели на солнце красные пояса. Здесь собрались все моложе двадцати одного года, те, которые, — Дионица объяснил Мариоре, — еще не имели права участвовать в выборах. Парни щелкали семечки, смеялись, но и они говорили о предстоящей выборной кампании.
— Воробью просо снится, а нашим батькам — хорошая партия у власти, — услышала Мариора насмешливый голос.
— Мой дед говорил: перемена господарей — радость глупцам; теперь можно сказать: перемена партий — радость глупцам, — поддержал другой.
Мужчины постарше собрались у крыльца примарии.
На крыльце стоял низенький человек с растрепанными волосами, в расстегнутой нечистой рубахе домотканого полотна и в старых постолах; лицом же он больше походил на горожанина, во рту его остро блестели золотые зубы.
— Братья крестьяне! — кричал он, хотя кругом стояла тишина. — Наша партия, партия либералов — передовая партия! Наша партия единственная заботится о финансовом положении народа. Иными словами: заботится о повышении материального уровня народа. Она не кормит вас пустыми идеями.
— А чем кормит? — насмешливо крикнули из толпы.
— Укрепившись у власти, она издаст новые законы, которые облегчат…
— Вроде закона о гибридной лозе?
— Нет… Этот закон, собственно, вынужденно… и… временно…
— Нет, то есть…
— Временно? Выкорчевать гибрид, посадить европейский, и… временно?!
— Сам ты временный! А ну, слезай! Иди, откуда пришел! Врать и то не умеешь… На золотые зубы у либералов заработал?
Раздраженные окрики придвинувшихся к крыльцу крестьян заставили человека замолчать. Он торопливо застегнул рубаху и через минуту исчез. Его сменил рыжеватый старик с волосатой бородавкой на лбу, в узких коротких штанах, державший в руках огромную клюшку. Он постучал клюшкой о камень, медный наконечник зазвенел по плитам.
— Благодарность от царанистской партии примите, господа крестьяне… За внимание, — сипло заговорил старик.
— Не нужно благодарностей, дело давай!
— Тоже на благодарности щедры, а как у власти, всякий раз одни обещания!
Старик откашлялся и хотел продолжать, но дверь примарии за его спиной приоткрылась, и из нее протиснулся коренастый младший брат корчмаря Гаргоса, Никита Гаргос, недавно приехавший в село из центральной Румынии. Одет он был в кузистскую форму: голубую рубашку с черным галстуком, плотно повязанным на толстой багровой шее, и пиджак, на левом рукаве которого — красный кружок с черной свастикой посредине. Лицо Никиты Гаргоса было еще краснее шеи, — видно, он подвыпил. Концом дубинки Гаргос тронул старика:
— Иди, дедушка, иди, слышали уже тебя…
Дед на шаг отступил, скорей не от Гаргоса, а от дубинки, оперся на клюшку и негодующе поднял к Гаргосу сморщенное лицо; тот точно не заметил его взгляда.
— Ну? — тихо, но уже угрожающе сказал он.
Старик взглянул вниз, увидел еще несколько голубых рубах, понял, что сопротивляться бесполезно, плюнул Гаргосу под ноги и быстро спустился с крыльца.
— Господа селяне! — громко начал Гаргос. — Полтора десятка лет нас обманывали различные партии. Нам обещали всяческие улучшения, а когда партия приходила к власти, ни одна из них не внесла ничего, что облегчило бы тяжелую жизнь крестьянина. Наоборот, увеличивали налоги.