— Товарищ капитан, но всё же, как вы думаете, мы тут в каком статусе?
Савушкин хмыкнул.
— Чёрт его знает. Може, и военнопленные хотя Словакия с Рейхом формально не воюет. Если не принимать во внимание, что этот батальон на стороне восставших, то мы с ними вообще союзники, но то такое… Интернированные, разве что? — Подумав, добавил: — А тебе что за печаль? У нас статус простой — мы разоружены и помещены под стражу, что препятствует выполнению нашей задачи, а значит — нам этот статус надо менять. По возможности.
— Да это понятно… А что они дальше с нами будут делать?
— Они, похоже, и сами не знают…. Могут шлёпнуть. Могут отпустить. Третьего варианта нет — держать им нас негде, не сегодня-завтра наши с тобой псевдо-соплеменники устроят этим славным ребятам небольшой конец света…. Это они умеют. Вспомни Варшаву…
Лейтенант кивнул.
— Помню. Особенно Охоту…
Тут замок в двери заскрежетал, громко щёлкнул — и дверь, ржаво скрипя, отворилась. На пороге возник доселе незнакомый разведчикам словацкий военный, судя по золотым звёздочкам на петлицах — офицер.
— Páni dôstojníci, prosím nasledujte ma.[16] — Были его первыми словами. Затем, спохватившись, поручик — а одна звёздочка означала именно это звание — добавил: — Ich hoffe du verstehst slowakisch…[17] — И, махнув рукой в коридор, бросил: — Bitte!
Савушкин усмехнулся — ну ты посмотри, у них все офицеры — полиглоты! — поднялся со шконки, оправил китель и вместе с Котёночкиным вышел в коридор. Однако, дядьке лет тридцать с лишком, а он всё ещё поручик. Даже подумать страшно, до каких чинов он дорастёт к сорока пяти годам, глядишь, и до сотника дослужится! Как-то туго у них с карьерным ростом в этой их словацкой армии — донашивающей чехословацкую форму…
Помещение, в которое их привели, было, судя по всему, канцелярией батальона — или как в словацкой армии это называется? За столом сидел поджарый надпоручик, русый и изрядно загорелый, по левую руку от него — какой-то болезненного вида, бледный и довольно измождённый штатский парень лет двадцати пяти; впрочем, штатским он был исключительно исходя из его одежды. В остальном он не отличался от остальных — пиджак с широкими лацканами был перетянут армейским ремнем с портупеей, которую оттягивала висевшая слева, на немецкий манер, кобура с «парабеллумом», ремень портупеи был крепко затянут, а на правом рукаве — Савушкин даже поначалу не поверил собственным глазам! — была нашита красная комиссарская звезда, выкроенная, судя по всему, из бархатной скатерти.
Надпоручик сухо представился:
— Veliteľ druhého pešieho práporu, nadporučík Dorchak.
Парень с комиссарской звездой на рукаве тотчас же продублировал это на немецком:
— Der Kommandeur des zweiten Infanteriebataillons, Hauptmann Dorchak.[18]
Савушкин кивнул, коротко бросил: «Hauptmann Weidling, Ober-leutnant Weissmüller, Todt-Ingenieure», а затем, улыбнувшись, добавил:
— Freunde, warum dieses Pathos? Wir sind Verbündete! Ich bin Hauptmann Weidling, ein Ingenieur aus Todt-Organisation. Wir fahren nach Miskolc. Und wir sind weit genug von der Front entfernt, um so streng mit Freunden umzugehen…[19]
Лицо надпоручика на мгновение исказила гримаса — похоже, ему решительно не нравилась сложившаяся ситуация. Всё правильно, пять лет Германия была союзником Словакии, по сути, она стала повивальной бабкой словацкой независимости — и тут на тебе! Тяжело кадровому офицеру перестроить сознание — вчера немцы были друзьями и союзниками, а сегодня они — злейшие враги… Савушкин продолжил:
— Ich bitte Sie, mich und meine Leute zu befreien und uns zu erlauben, unsere Reise fortzusetzen. Am Ende sind wir nicht Militär, wir sind Bauherren…[20]
Тут парень со звездой, довольно ехидно улыбнувшись, промолвил:
— Wir haben einige Fragen. Auf die wir gerne Antworten bekommen…[21]
Савушкин кивнул.
— Bitte.
Комиссар, покопавшись в ящике стола, выложил потрёпанную записную книжку в серой обложке — в которой Савушкин, про себя выругавшись, узнал шифроблокнот своего радиста.
Штатский продолжил:
— Der Radiosender Ihrer Gruppe ist amerikanisch und erscheint im Juni dieses Jahres.[22] — Помолчав, добавил: — Und fünf Kilogramm Sprengstoff — zusammen mit zwanzig Zündern…[23]
Савушкин развёл руками.
— Jeder benutzt Trophäen. Ihre Armee ist keine Ausnahme, auf dem Hof sah ich einen polnischen Panzerwagen…[24] — И снисходительно добавил: — Wir sind Pioniere, wir können nicht ohne Sprengstoff sein…[25]
19
Друзья, к чему этот пафос? Мы ведь союзники! Я — гауптман Вейдлинг, инженер из организации Тодта. Мы едем в Мишкольц. И мы достаточно далеко от линии фронта, чтобы так строго поступать с друзьями…
20
Я прошу вас освободить меня и моих людей и позволить продолжить нашу поездку. В конце концов, мы ведь не военные, мы строители…