– Природа, природа, – укоризненно покачал головой Демьян Лукич. – У вас всё природа да привычка. Если эта природа, материя такая умная, даже вечная, как ваши учёные говорят, то почему же называете её природой? Назвали бы уж тогда Богом! Да для вас она и есть бог… А у меня Трофимушка, – кивнул он на сидящего неподалёку внука, – иначе воспитан. Когда был ещё маленький, позвал я его в огород. Вот, – говорю, – Трофимушка, твоя грядка, сей на ней, что хочешь. А сам засеял её скорорастущей травой, чтобы получилось его имя. И вот мальчонка прибегает ко мне: – Дедушка, идём быстрее, что покажу! – и тащит меня в огород. – Смотри, на грядке моё имя взошло! Кто это сделал? – теребит он меня. – Да это, наверное, природа сделала. – Как так – природа? – Да так: грядка сама написала. – Не-ет, неправда! Откуда грядке знать, как меня зовут? Это ты, небось, написал. – Да, я, – пришлось мне признаться. – И запомни: в мире ничего само не возникает. Эту зелень на грядке я посеял, потому что у меня были семена. А землю всю, кто засеял травами, цветами? Кто насадил леса, рощи, кто провёл реки, воздвигнул горы? – Как кто? Бог! – ответил внук. – Вот видишь, – обратился Демьян Лукич к лектору, – ребёнок и тот понимает, а по-вашему получается, что природа – мудрец из мудрецов, научила птиц да пчёл такой мудрости, какой нет даже у учёных! Лектор махнул рукой: мол, о чём с вами толковать! – Я должен сказать, – заявил он, – что природа, какой мы её знаем, в отличие от человека, не имеет разума. У нас есть сознание: мы осознаём свои поступки, размышляем, рассуждаем, решаем и меняем свои решения. Природе же всё это не свойственно. Она не рассуждает, не размышляет, она не сознаёт, что делает. Природа неразумна. Природа слепа. – Спаси тебя, Господи, за твой ответ, – сказал на это Демьян Лукич. – Значит, человек умнее природы? – Ну, конечно! Я же только что сказал. Не только умнее – он и подчиняет её себе, заставляет работать на себя. Человек – властелин природы! – Властелин, говоришь? – Демьян Лукич улыбнулся. – А мудрый один старец сказал: человек, он, мол, как жук. Когда тёплый день, солнышко играет, летит он, гордится собой и жужжит: “Все мои леса, все мои луга! Все мои луга, все мои леса!” А как Солнце скроется, дохнёт холодом и загуляет ветер – забудет жук всю свою удаль, прижмётся к листу, сидит, дрожит. – Правда, – вздохнул кто-то в зале. – Вот такие мы, люди… – А если человек властелин, – снова обратился Демьян Лукич к Матюхину, – скажи тогда вот что: может ли он, такой умный и разумный, сделать, к примеру, машину, которая говорила бы, как вот мы с тобой? – Не только может, но уже сделал, – улыбнулся Матюхин. – Разве вы не знаете, что уже давно существуют машины, говорящие и поющие и даже ходящие – магнитофоны, роботы и т.д.? – Я не о таких спрашиваю. Это не сами они говорят, а человек говорит или поёт через них. А я спрашиваю: может ли человек сделать машину, чтобы она думала и говорила самостоятельно? Поди-ка сюда, Трофимушка,– позвал Лукич внука. Тот подошёл. – Видишь этого мальчонку, – Демьян Лукич погладил Трофимушку по голове. – Отец у него глухонемой, а сыночек вышел резвый, разговорчивый, смышлёный. Глухонемая привычка отца не перешла к нему. Объясни-ка ты нам, баранам, Трофимушка, как представляешь ты себе Бога? Трофимушка громко и серьёзно ответил: – Бог такой великий, что Его не вмещает небо и земля, и в то же время такой маленький, – показал он на свою грудь, – что вмещается в моём сердце. Трофимушка и в школе защищал веру в Бога. Учительница внушала детям, что веру выдумали безграмотные, тёмные люди, которые не могли объяснить различные явления природы. Однажды она велела хором повторять: «Бога нет! Бога нет!». Потом достала маленькую иконку, бросила её в угол: «А теперь, дети, будем плевать на неё и говорить: «Бога нет!». Все, как попугаи, делали это, только Трофимушка сидел серьёзный и молчал. Учительница подошла к нему: – Встань! Тебя, что, не касается? Почему не плюёшь и не говоришь, что Бога нет? Мальчик встал и ответил: – Раз вы, Мария Ивановна, говорите, что Бога нет, на кого же нам плевать? А если Он есть, то надо относиться к Нему серьёзно, с благоговением. Надо Его любить. – Ты что, тоже в Бога веруешь? – спросил мальчика Альтшулер. – Верую, – смело ответил Трофимушка. – Как же так? Разве вам не говорили в школе, что Бога нет? Что космонавты летали в космос, но Бога не видели? Трофимушка подумал немного и так же серьёзно, ответил: – Низко летали. И добавил: – А Боженьку не этими глазами смотреть надо. Его чистые сердцем видят (Евангелие от Матфея 5:8). – Ну, скажи всё-таки, – снова обратился Демьян Лукич к Матюхину, – человек может сделать машину, разумную, как этот мальчишка? Ведь человек, ты объяснил, умнее природы. Матюхин не сразу догадался, с какой стороны грозит ему на этот раз нападение. – Наука успешно развивается и делает человека с каждым открытием всё более знающим, всё более могущественным, – ответил он. – То, что недавно казалось невозможным, неосуществимым, теперь стало обычным явлением. Если бы наши предки сейчас воскресли, то им показался бы наш век чудесным: мы разговариваем и видим друг друга за тысячи километров, плаваем под водой, летаем на луну и выше, имеем всевозможные машины, сложные и хитроумные. Нужно верить, что наступит время, когда наука будет создавать живые существа, самостоятельно рассуждающие и от себя говорящие. – Вот хорошо-то будет: пошёл на фабрику и заказал себе детей сколько хочешь! А пчёлок не будут делать? – спросил Демьян Лукич иронически. Но Матюхин упрямо ответил: – Науке всё возможно, будут и пчёлы искусственные. – Почему же теперь их не делают? – Человек не дошёл ещё до такого совершенства. – А глупая природа дошла? – поставил Демьян Лукич роковой вопрос. – Кто же из них всё-таки умнее? Наконец-то Матюхин понял, что оказался в безвыходном положении. Он обдумывал, что ответить. Ведь на самом деле получается, что материя, природа умнее человека. Она уже миллионы лет производит то, до чего человек не дошёл и поныне, несмотря на блестящее развитие научных знаний. Человек не может создать какой-нибудь козявки, даже простой былинки, а природа создаёт людей! Матюхину оставалось согласиться с тем, что над природой существует Всемирный, Всепроникающий Разум, т.е. Бог – или же признать Богом саму природу, рождающую из себя птиц и пчёл, и даже человека. Но Матюхин только что сказал, что природа бессознательна и слепа, что она намного ниже разумного человека. Как же теперь отказаться от этого мнения? Смущённый и поколебленный в своих атеистических убеждениях, Матюхин дал привычный, замусоленный ответ, которому и сам уже не верил. – Я объяснил, – сказал он, – что всё в природе постепенно развивается, совершенствуется, приспособляется к существующим условиям. Идёт непрерывная борьба за существование, в результате которой и возникают у животных новые полезные органы. Развитие материи происходило постепенно – этот процесс можно сравнивать с развитием зародыша в утробе матери. Это и есть эволюция. – А если в утробе матери нет зародыша, – прервал его Демьян Лукич, – будет ли эта твоя эволюция? – Нет, конечно. – Значит, с чего-то должно было всё начаться, кто-то должен был создать первую клетку! Даже если рассуждать по-вашему, что мир развивался от простого к сложному, и тогда необходимо признать Бога, без Него никакое живое существо не могло появиться. И человек тоже. Вы всё твердите: труд, труд создал человека. А на деле мы видим: сколько лет ишак трудится, а умнее нисколько не стал, всё такой же упрямый. – Ты только посмотри, как премудро всё устроено! – воскликнул Демьян Лукич. – Я читал, что человеческая клетка в утробе матери – это всё равно, что точка, поставленная на бумагу остро отточенным карандашом. И в этой крохотной клетке заложены законы природы. Какие? Законы жизни, питания, размножения, наследственности, характера, смерти и т.д. В этой клетке, кроме того, есть головка, глазки, ручки, ножки, т.е. всё необходимое для будущего человека. Но скажи, милый мой, нужны ли человеку глаза, руки, ноги, когда он находится ещё в утробе матери? – Нужны, наверно, – невнятно, вполголоса ответил Матюхин. – Зачем же они ему там? Или он сам что рассматривает, или ходит? – Ну, допустим, не нужны, – поправился Матюхин. – А если не нужны, почему они есть? К чему они там приспособились? Какая эволюционная борьба в утробе матери их создала? – Да всё это нужно ему, когда родится. – Значит, – торжественно произнёс Демьян Лукич, – тот Архитектор и Мастер, который создавал клетку, наперёд предвидел и знал: когда ребёнок родится, ему всё это понадобится. Или, может, природа всё это предвидела и устроила? Но как она могла знать, что человеку нужны глаза – чтобы смотреть, уши – чтобы слышать, ноги – чтобы ходить, лёгкие – чтобы дышать? Как она могла создать всё это, если она сама этого не имеет, если она неразумна? Матюхин молча опустил голову, а Демьян Лукич продолжал. – Взять хотя бы глаза. Какая удивительная штука, а в утробе матери вырабатываются без всякой борьбы или привычки, без приспособлений. Это ведь настоящее чудо! Это всё равно, что научиться плавать без воды, дышать без воздуха или думать без мозга. Право же чудо! Скажи: глаза разумно устроены? – Матюхину показалось, что Демьян Лукич издевается над ним. – Ну, конечно, – ответил он с раздражением. – Кто этого не знает! Разум