— Меня зовут Михаил Зуленич. — Голос Зули звучал спокойно и ровно, и если бы не мраморная бледность, ничто не выдавало бы колоссального напряжения.
Взгляды Зули и Анвара встретились. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Потом Анвар, не отводя глаз, хлопнул об пол полупустую бутылку. Осколки и брызги разлетелись по каменному полу, образовав рисунок то ли цветка, то ли звезды.
— Хорошо, петушара, — сказал он сквозь зубы. — Я тебе сейчас докажу, что ваш ублюдок живой, но, если ты завтра не привезешь бабки, я тебя сделаю. Я тебе такой счетчик включу, что всю жизнь будешь педикам подставлять, чтобы проценты отдавать. Понял?
— Понял. — Голос Миши так и не дрогнул.
— Ждите здесь. — Анвар снова вышел.
— Подождем. — Зуля сел.
Какое-то время оба молчали. Первым пришел в себя Андрей.
— Охренеть! Двести пятьдесят штук! — выдохнул он. — Где столько нарыть до завтра?
— Места надо знать, — пожал плечами Зуля.
Он частенько напускал туману, не раскрывая до последнего момента всех карт, и Андрей с Лехой уже уверовали в то, что если Зуля что сказал, то так оно и будет. Но сейчас у него появилось подозрение, что Зуля не совсем понимает, что делает. Он не знал, как люди сходят с ума, но слышал, что это может произойти в один миг, даже ни с того ни с сего. Возможно, нечто подобное произошло сейчас с Мишей. Андрей исподволь наблюдал за другом, пытаясь заметить что-нибудь необычное, но тот сидел почти неподвижно, уставив взгляд в картинку над столиком.
Андрей хотел было что-то спросить, но не решился.
ГЛАВА XIV
Леха слегка подтолкнул себя изогнутыми палками.
Сердце замерло при мысли, что сейчас он помчится стремительно и неудержимо вниз по склону горы. Помчится к тем людям, что неторопливо прохаживаются внизу, пожевывая чебуреки и шашлыки и лениво поглядывая вверх, где крохотные люди-булавки карабкаются по белой снеговой шапке к вершине, чтобы, за несколько минут слетев с нее вниз, снова начать карабкаться. Снизу люди на вершине кажутся такими крохотными, что невозможно не то что различить цвет их костюмов, но и даже понять, на ком из лыжников он есть, а кто катается прямо в плавках.
Леха был одет в костюм. Для новичка съезжать без одежды было бы верхом самоуверенности. Вот опытные лыжники — другое дело, им не грозит упасть на снег, кажущийся таким пушистым и мягким, когда просто мнешь его в руках, и обжигающий и рвущий на тебе кожу, когда ты на бешеной скорости врезаешься в него, поднимая белоснежный фонтан искрящихся на ярком горном солнце брызг.
Лыжи дрогнули и тронулись с места. Леха замер, сгруппировавшись и подняв палки.
Первые несколько секунд движение было едва заметным, впору толкнуться еще, чтобы разогнаться как следует, но Леха прекрасно понимал, что длинный спуск еще даст ему возможность оценить, что такое скорость.
На мгновение у него возникло желание выпрямиться, воткнуть палки в наст и отказаться от своего маленького путешествия, но вместо этого Леха глубоко вдохнул и присел чуть ниже, чувствуя, как стремительно набирает он скорость.
Еще мгновение он видел гостиничный комплекс внизу, нитку фуникулера чуть справа и накатанную трассу перед собой. Потом все слилось воедино, снежные хлопья пулями понеслись навстречу, впиваясь в незащищенные большими очками щеки и подбородок, и ничего уже, кроме носов лыж, различить было невозможно.
Его затрясло, подбрасывая на мельчайших неровностях. Леха сел еще ниже, стараясь поднять палки так, чтобы те, как предупреждал инструктор, не задели бы наст позади.
Сквозь бьющий в лицо фонтан брызг он различил темную массу — камень, который должен был остаться слева. Леха чуть подался вправо, чтобы свернуть.
На какое-то мгновение он ощутил под правой ногой пустоту. Потом вдруг коварный склон словно подтолкнул его снизу и сбоку. Лешу бросило влево, оторвав от земли. Взмахнув палками и так и не поняв, куда он летит, где верх, где низ, Леха врезался левым плечом в снежный ковер.
Рассекая плечом и шеей острую корку и набирая за шиворот целые охапки снега, он понесся вниз несколько необычным для лыжника стилем.
Левая рука, прижатая его весом и палкой, оказалась вне игры. Избавившись от второй палки, Леха выбросил вперед правую руку, пытаясь даже не остановиться, а хотя бы избежать необходимости прокладывать себе путь открывшейся и уже, наверное, порядком ободранной шеей.