И списал бы все на взрыв и реабилитацию, так в больнице медсестричек хватало, и смазливых тоже. Но он вообще ни на кого не то что так, а никак не реагировал. А тут… И дело не то чтобы в похоти, хотя и член напрягся до боли, налился кровью до звона в яй*ах, по х*ру, что миорелаксант вколот.
Но что-то куда сильнее и жестче скрутило вдруг за грудиной, как аорту пытаясь вскрыть…
И руку ее хотелось схватить… Прижать плотнее, чтобы так и стояла, держа на его лице. Потому что легче становилось от этого невесомого прикосновения.
— Давайте, Олег Георгиевич, — повторила, — пересядьте на стул, вам удобней будет. И мундир снимите, я по рубашке вам сделаю, — не успел, она-таки отступила.
Да и позволил бы себе подобную блажь? Сомнительно. Но вот в открывшейся ему только что перспективе кайфа от ее прикосновений, массаж показался манной небесной, от которой вовсе не хотелось отказываться… Чистой воды искушение!
Да он за него сейчас был готов до смерти драться, кажется! С кем угодно. И по фигу на состояние, знал, что победил бы любой ценой… Что настораживало, конечно.
И если по рубашке… Чтоб не пялилась на его искореженную кожу… то мог допустить?..
К счастью, не подозревая о вспыхнувшей в его голове кровожадности, Дарья повернулась, чтобы стул подтянуть. Там, под стеной у окна, стояли запасные, на случай совещаний и планерок. Но Гутник лучше знал, насколько те тяжелые, девчонка явно переоценивает свои возможности.
И пусть в голове еще вело, а глаза так и не обрели четкость, заставил себя повернуться, опередив ее. И, оттолкнув свое кресло в сторону, подтащил стул, повернув спинку так, чтоб расположиться можно было более-менее комфортно, открыв ей спину.
А потом, видимо, совсем уж головой двинулся и расстегнул мундир, отбросив тот в кресло. Ну и сел на этот греб*ный стул, чувствуя себя так, словно у него в голове сейчас реальную войну ангел с бесом затеяли.
Хорошая позиция, кстати. Так она хоть не поймет, как именно его раскатывает от ее близости и прикосновений. Главное тупо не опозориться и не кончить в штаны просто от того, что она ему плечи разомнет…
— Так где вас такую… многофункциональную, достали в нашем Управлении, Дарья? Прям кладезь,— молчать и ждать, пока она подойдет, сил не было.
Тоже странное для Гутника состояние.
Он шикарно умел подстерегать, сидеть в засаде, дожидаясь, пока объект, по которому расследование ведет, бесповоротно спалится. А сейчас его, как в огне, колотило в странной нетерпеливой горячке.
— Вот не верю, что вы — и не спросили, Олег Георгиевич, — голос у нее как-то еще тише стал, а ведь иронию все равно слышно.
И подошла близко, он ощутил. Нет, без чего-то крамольного, точно не прижималась и не пыталась к нему притереться, тут только он конченный озабоченный придурок, очевидно. Дарья же точно сохраняла расстояние в шаг между ними.
А, кстати, только сейчас, все же не отупев еще в конец, вдруг подумал, что небывалую для себя проявил… доверчивость. У начальство вообще не спросил, кто она такая и откуда? Только и того, что Женька сказал, принял на веру, не углубляясь. А сам — ни черта ни изучил и не выяснил!
Это что за доверчивость или безалаберность?! Даже собрался вскинуться было, как-то преодолеть эту вязкую, навязанное лекарством слабость мышц… Блин! Его в таком состоянии и она придушить сумеет, этими своими тонкими пальцами!..
И тут те самые ладошки ему на плечи легли. И он обо всем забыл! Как отрубило!
Гутника будто разрядом пробило! Новый взрыв… только не разрывающий тело на части, а как пробивающий каждый нерв, делающий его даже слишком живым, чересчур остро все чувствующим!
И дурная же, но до боли вдруг режущая мысль, что забыл… Весь затылок тоже искорежен, в рубцах, и оно наружу все, волосами не прикрыто, голое, как вывернутое наизнанку… Точно ей мерзко станет…
Дернулся… Но Дарья провела ладонями от шеи по плечам с нажимом, будто унимая этот порыв. И мелкая же, а так, ощутимо, он действительно прочувствовал, как поддается его тело. В препаратах дело? Или потому, что его настолько ведет от самой девчонки?
Пах, кстати, вообще не в курсе про миорелаксант, по ходу. Бракованный какой-то! Живее всех живых и каменно-твердый. Болит, блин, от напряжения. Х*ен поймешь, хорошо или плохо, что теперь вся боль в неудовлетворенную плотскую потребность выплеснулась?
— Не беспокойтесь, Олег Георгиевич, я шрам трогать не стану, чтобы не навредить. Разомну там, где это не должно быть опасным. Все равно полегче станет и голову отпустит, надеюсь, — будто в мозги его забравшись, но как-то иначе истолковав, вдруг выдохнула Дарья.