— В точности как «Отчёт». Брехливая, занудная, скучная. И как только Артур на ней женился?
— Артур?
— Ну да. Аберкромби.
— Но ведь у них разные фамилии
— И что с того? Многие оставляют девичью. Отличный повод потешить самолюбие.
Хьюберт замолчал. Может, всё дело в браке? Нет, вряд ли. Нотантанавиты не настолько наивны, чтобы считать всех мужчин и женщин супругами. Но даже при таком раскладе: что, помимо брачных уз, есть у женатых, чего нет у холостых? Точнее, наоборот: что, помимо свободы, отличает холостых от женатых?
Где–то в недрах сознания прозвенел звоночек. Вспомнился пристальный взгляд, каким вождь окинул гостя на поляне, и громогласный хохот…
Уму непостижимо! Выходит, нотанатанавиты могут определить по глазам… Неужели первый и единственный критерий нормальности здесь — активная половая жизнь?
Хьюберт покраснел как рак.
Судя по женщинам, нотантанавиты — существа весьма сексапильные, и секс для них имеет огромное значение. И вот появляется некто чуждый плотским утехам. Проще говоря — дев… впрочем, не суть. Не покажется ли этот некто странным? И не просто странным. Психом.
Внезапно Хьюберт вспомнил про Элисон, и звоночек стих. Таинственный «сдвиг» у них общий, один на двоих. А Элисон кто у годно, но только не девственница. Теория с треском провалилась.
Хьюберт вздохнул и украдкой покосился на напарницу. Та как завороженная смотрела на площадь. Проследив за её взглядом, он с ужасом увидел два врытых в землю столба, вокруг суетились местные с охапками хвороста.
Хьюберт отказывался верить своим глазам. Элисон вздрогнула и отвернулась.
— Не паникуй. — попытался успокоить он. — Они не посмеют…
— Серьезно? Напряги извилины. Наш случай явно не единичный, иначе не было бы этой тюряги. И меня очень волнует, что сталось с другими заключенными.
— Может, они излечились? — робко предположил Хьюберт.
— Может. Но нам это не светит. Гляди.
Он поднял голову. В сопровождении четырех воинов к ним направлялся Титантотум.
Несмотря на рельефную мускулатуру Хьюберт Гаррингтон был не из тех, кого называют человеком действия. Его апатичная натура предпочитала мягкие кресла и книги теннисному корту; тихие бары помпезным ресторанам, и отдых у камелька игре в мяч. Но в жизни каждого бывают моменты, когда человек переступает через себя и на мгновение становится совершенно иным.
Хьюберт схватил чемодан с безделушками и пару раз замахнулся. Потом жестом велел Элисон отойти.
— Совсем забыли про гостинцы.
Засов скрипнул и с грохотом упал на землю. Дверь приоткрылась. и вождь заглянул внутрь. Повертел головой и, не разглядев ничего в полутьме, распахнул дверь настежь. В тот же миг Хьюберт запустил в него чемодан.
Удар пришелся Титантотуму в грудь; тот отлетел назад и врезался в толпу воинов. Замок на чемодане лопнул, и туземцы рухнули как подкошенные под градом из дешевых ожерелий, циркониевых колец, пластмассовых браслетов и хромированных фонариков. Хьюберт схватил Элисон за руку и рванул наружу. С фонариком наперевес пересёк площадь, волоча спутницу за собой. Никто даже не пытался их остановить. Только когда они уже были в лесу, до них донеслись звуки погони. Фонарик оказался ни к чему: на востоке сияла огромная луна, серебристые потоки дождя расплывались большими, сверкающими лужами.
На окраине долины Элисон совсем выбилась из сил, но Хьюберт упорно тащил её вперед. Под аккомпанемент леденящих кровь криков они миновали лес, поле. Хьюберт сумел бы оторваться, но один, без Элисон. Она бежала все медленней и наконец упала. Он взял её на руки, ощущая кожей жар пышных бедер. Элисон отчаянно сопротивлялась и пыталась вырваться. Наверное решила пожертвовать собой, чтобы не мешать, подумал Хьюберт, пока затуманенным сознанием не уловил негодующие крики. Выскочив на блестящую от росы поляну, он все понял.
Хьюберт осторожно поставил Элисон на землю.
— Грязное животное! — вопила она. — Не смей меня трогать!
Истина с самого начала бросалась в глаза, но он как слепец не хотел ничего замечать: её смущение при виде голых мужчин, негодование от неприкрытых достоинств женщин, рассказы о бесконечных похождениях, нарочитый интерес к Кинси, попытки обесценить неведомое таинство, которое пугало пуще смерти…
Одно — быть девственницей, и сосем другое — стесняться этого настолько, чтобы любые намеки превращать в похабную шутку, сочинять байки про вереницу мужиков и трещать о них без умолку; наконец, делать все что угодно, кроме вполне конкретной вещи, — лишь бы тебя не сочли тем, кто ты есть на самом деле…
Хьюберт прочел немало книг, где отважный герой спасает героиню от судьбы пострашнее смерти, но нигде герой нс спасает себя и героиню от смерти страшнее самой судьбы. Впрочем, некогда придираться к деталям. Времени на объяснения оставалось в обрез.