Выбрать главу

— Просто заткнись и дай мне вон ту коробку, — беззлобно ответил я, указывая на гору пыльных коробок, из которых торчали обломки игрушек и пожелтевшие журналы. — И постарайся не задохнуться от пыли, а то мне еще одного пациента на операционный стол не хватало.

— Кто бы говорил! — воскликнул Кайто, но все же весело хмыкнул.

Мы работали молча. Но, что удивительно, это было комфортное молчание, прерываемое лишь кряхтением и шорохом старых вещей. Я разбирал этот хлам с такой методичностью, что удивляла даже меня самого. Старые журналы — в одну стопку, сломанные игрушки — в другую, то, что еще можно было починить, — в третью. И я работал настолько быстро и эффективно, что вскоре Кайто перестал язвить и начал просто молча подавать мне вещи, с неприкрытым удивлением наблюдая за моими действиями. Его глаза, обычно смотрящие на брата с презрением и скрытой грустью, теперь светились неподдельным любопытством.

В какой-то момент он протянул мне старую, пыльную фотографию в рамке. На ней были две молодые, улыбающиеся женщины, Хару и Фуми, и между ними стояли двое мужчин в форме, видимо, их покойные мужья. Они обнимались и радостно смотрели в камеру, а на фоне красивыми лепестками опадала сакура.

— Тетушка Фуми не любит, когда видят это фото, — тихо сказал Кайто, его голос был непривычно мягким. — Говорит, что прошлое нужно оставлять в прошлом. Но иногда я вижу, как она достает его и смотрит.

Затем Кайто дал мне еще один снимок. Эта фотография уже была снята напротив приюта. Посередине опять стояли тетушки, уже чуть постаревшие, но все такие же улыбчивые, а рядом с ними была целая орава детей разных возрастов. И там я вдруг узнал себя. Точнее, Херовато. Еще совсем маленький, он смотрел в камеру, чуть улыбаясь, и крепко держал за руку тетушку Фуми.

Я долго смотрел на эту фотографию. На этих сильных женщин, которые, потеряв все, посвятили себя чужим детям. На этих детей, брошенных, никому не нужных, но нашедших здесь семью. И на себя — мальчика с серьезными, испуганными глазами. В тот момент я почувствовал нечто странное, но не смог понять, что это, потому что тетушка Хару с первого этажа кричала поторапливаться.

Закончив с кладовкой, мы спустились на кухню. Там уже вовсю кипела работа. За большим столом сидела почти вся семья и лепила гёдза. Процесс напоминал конвейер на фабрике, только сдобренный смехом, спорами и периодическими шлепками мукой по носу.

Центром внимания, как всегда, была Хана. Та самая двенадцатилетняя девчонка, которая встретила еще совсем непонимающего и только очнувшегося здесь меня. Она была невероятно умной и наблюдательной, с глазами, которые, казалось, видели тебя насквозь. Усевшись рядом со мной, она подозрительно прищурилась, словно готовилась к допросу.

— Братец, — начала она, ловко защипывая края пельмешки, которая в ее руках превращалась в произведение искусства. — Ты стал очень странным. Прямо как будто тебя подменили.

— С чего ты взяла? — спросил я, пытаясь повторить ее движения. Гёдза в моих руках получался кривым и неуклюжим, больше похожим на недоеденный вареник, чем на изящный пельмень.

— Ну, — она перечисляла, загибая пальцы. — Во-первых, ты перестал играть в свою дурацкую игру на телефоне. Раньше тебя от нее было не оторвать, ты даже ел, уткнувшись в экран, как зомби. Во-вторых, ты начал помогать по дому. Без напоминаний! В-третьих, ты больше не ворчишь, когда тетушка Фуми просит что-то сделать. И еще… — она понизила голос до заговорщицкого шепота, — ты смотришь на нас по-другому.

Я замер. Детская интуиция была страшнее любого сканера КТ. Мозг лихорадочно искал правдоподобное объяснение.

— Работа тяжелая, Хана, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал убедительно. — Приходится много думать. Вот и меняюсь. Взрослею, наверное. Или просто перестал быть таким… оболтусом.

Она недоверчиво хмыкнула, но от дальнейших расспросов ее, к моему облегчению, отвлекли близнецы Рен и Рин, которым было лет по восемь. Эти двое, казалось, были созданы для того, чтобы превращать любую мирную деятельность в хаос. Они устроили соревнование, кто быстрее слепит пельмень, и в итоге вся их часть стола была в муке и ошметках фарша, словно там прошел небольшой мучной ураган.

— Аккуратнее, — машинально сказал я, забирая у Рена из рук комок теста, который он пытался запихнуть себе в нос. — Смотри. Нужно вот так положить начинку, — я показал ему, — а потом защипывать край, делая маленькие складочки.