— Почти! Медсестра Аяка теперь утверждает, что у тебя не просто энергия «ци», а редчайшая ее разновидность — «исцеляющее касание», которое передается только по мужской линии в роду потомственных врачевателей императорской семьи! На самом деле ты внук потерянного правнука императора Хигасияма.
Я остановился и посмотрел на него. Ага, и впрямь «Фига се яма», в которую я попал.
— Танака. Иногда мне кажется… — я даже замолчал, не зная, как описать все то, что я думаю о сплетнях в их больнице. Затем лишь вздохнул, так и не найдя подходящих слов, и продолжил: — Стоит ли мне ждать, когда у меня из спины крылья вырастут или я начну лазером из глаз стрелять?
— Ну… об этом пока слухов нет, — серьезно ответил Танака. — Но я буду держать тебя в курсе!
Я покачал головой и пошел переодеваться. Слухи жили и размножались, и я, если честно, даже не хотел еще больше погружаться в это болото. Обход с профессором Тайгой прошел в уже привычном ключе. После той операции он стал слишком активно за мной наблюдать и не упускал повода погонять меня по всей теории и практике, как будто пытаясь понять, как же такой дурак, как я, все-таки совершал такое чудо. Ну а я что? Отвечал, работал, иногда, конечно, специально не отвечал на особо сложные вопросы, чтобы совсем не подвергать в шок остальных, но в целом дальше притворяться дураком не стал. Не видел смысла.
— Херовато, — остановился он у кровати пациента с недавно установленным кардиостимулятором и снова обратился именно ко мне. — На ЭКГ спайки. Твои действия?
— Проверю порог стимуляции и чувствительность, — ответил я. — Посмотрю импеданс, исключу смещение электрода через рентген. Если надо — перепрограммирую: увеличу амплитуду или ширину импульса. Если и это не поможет — будем думать про ревизию.
Тайга хмыкнул и двинулся дальше, к следующим пациентам. Танака, как всегда, показал мне большой палец, остальные же ординаторы окинули недовольным взглядом. После обхода снова началась рутина. Бумажки, осмотры, назначения. Я сидел за столом, заполняя историю болезни, и краем уха слушал, как Танака спорит с другим ординатором о преимуществах ручного шва. Я усмехнулся. Еще пару недель назад Танака даже боялся подойти к пациенту без старшего врача, а теперь рассуждал о хирургических техниках. Даже самого непробиваемого лентяя и оболтуса можно заинтересовать работой, главное найти подход.
Внезапно по больнице разнесся пронзительный звук сирены скорой помощи, а затем по громкой связи раздался голос дежурного врача: «Кардиобригаду срочно в приемное отделение! Мужчина, 72 года, острая боль в груди!»
Я встал и направился в приемную с несколькими другими ординаторами. Там, на каталке, окруженный перепуганными фельдшерами, лежал он. Тот самый старик с мандаринами, которого сегодня утром я так неудачно встретил. Он был бледен, губы посинели, а рука судорожно сжимала грудь.
— Давление падает! 100 на 60! — крикнул один из фельдшеров. — Нитроглицерин не помогает!
Старик тяжело дышал, и в какой-то момент его затуманенный болью взгляд встретился с моим. Узнавание промелькнуло в его глазах, смешанное с шоком и… страхом? Чего боишься, старик, не убью ж я тебя под шумок.
И опять та же ситуация: все стоят и смотрят, но никто не решается действовать. Это уже даже становилось не смешным. Я шагнул вперед.
— Я ординатор Акомуто, — спокойно сказал я, отстраняя растерянного интерна. — Что в анамнезе?
— Гипертония, ишемическая болезнь сердца. Десять минут назад внезапно почувствовал жгучую боль за грудиной, иррадиирущую в левую руку и спину, — быстро доложил фельдшер.
Я взял фонендоскоп и приложил к груди старика. Сердечные тоны были глухими, но я услышал кое-что еще. Тихий, но отчетливый шум трения. Как будто два куска наждачной бумаги терлись друг о друга в такт сердцу. Шум трения перикарда.
— Быстро ЭКГ! — скомандовал я.
Медсестра тут же подключила электроды. На мониторе появилась кривая. Конкордантный подъем сегмента ST во всех отведениях. Это не был типичный инфаркт. Это был острый перикардит. Но почему такое резкое ухудшение и падение давления? Я быстро пропальпировал шею старика. Шейные вены были вздуты. Это, в сочетании с низким давлением и глухими тонами сердца, складывалось в одну картину. Триада Бека.
— У него тампонада сердца! — сказал я так уверенно, что все вокруг замерли. — Жидкость скапливается в перикарде и сдавливает сердце. Он умрет в течение нескольких минут, если не убрать давление.
— Но профессор Тайга на сложной операции! — пискнул какой-то интерн.