И началось. Мы обошли, кажется, все отделы детской, подростковой и женской одежды. Хана с упоением ныряла в примерочные, каждый раз появляясь в новом образе и каждый раз находила в нем какой-то изъян.
— Это слишком пышное, я в нем как зефирка!
— А это слишком бледное, я похожа на привидение!
— Братец, а в этом бантик недостаточно бантиковый!
Хината, быстро потеряв интерес к тряпкам, устроилась в уголке с блокнотом и карандашом и начала делать наброски, с интересом разглядывая других покупателей. А я… я превратился в вешалку. В моих руках скапливались пакеты, на плече висели отвергнутые платья, а в глазах застыла вселенская скорбь. Я прислонился к стене и мысленно взмолился всем богам, кажется, даже японским, лишь бы это поскорее закончилось.
— Молодой человек, вам помочь? — рядом со мной материализовалась девушка-консультант с будто наклеенной улыбкой. — Ищете что-то для своей дочки?
Я посмотрел на нее пустым взглядом. Дочки? Мне самому на вид было не больше двадцати. Хотя, наверное, синяки под глазами и потерянный взгляд добавлял парочку десятков лет.
— Я ищу выход из этого трикотажного плена и, возможно, немного цианида, — мрачно пошутил я.
Девушка растерянно моргнула и поспешила ретироваться.
Наконец, спустя два часа пыток, платье было найдено. Идеальное. Голубое, как летнее небо, с изящной вышивкой и тем самым «правильным» бантиком. Хана крутилась перед зеркалом, сияя от счастья. Я, признаться, тоже был счастлив. Счастлив, что это закончилось.
Купив Хинате профессиональный набор акварели, от вида которого у нее загорелись глаза, мы, наконец, вырвались из этого храма торговли на улицу.
Мы оказались на Сибуе. И я увидел его. Тот самый перекресток.
Когда загорелся зеленый свет для пешеходов, произошло нечто невероятное. Толпа со всех сторон одновременно хлынула на дорогу. Люди шли, не глядя друг на друга, но и не сталкиваясь. Я стоял посреди этого потока, держа девочек за руки, и чувствовал себя песчинкой в урагане. Огромные экраны на зданиях беззвучно кричали, музыка из магазинов смешивалась с гулом толпы.
— Пойдемте, — сказал я, когда мы оказались на другой стороне. — Кажется, моему мозгу требуется перезагрузка.
Кафе, которое мы нашли, было похоже на сон кондитера-сюрреалиста. Снаружи оно выглядело довольно скромно, но стоило переступить порог, как ты попадал в совершенно другой мир. Стены были выкрашены в нежнейшие пастельные тона, которые мгновенно успокаивали уставшие после ярких платьев глаза. С потолка, словно облака, свисали гирлянды в виде пирожных, булочек и леденцов. А воздух был густым от ароматов ванили, шоколада и карамели.
Мы устроились за столиком у окна. Напротив нас сидела молодая парочка. Парень что-то шептал девушке на ухо, и она заливисто смеялась, прикрывая рот ладошкой. Чуть дальше, за ними, сидела мамочка с двумя карапузами, которые с упоением ели мороженое, пачкая щеки и носы. Мама только улыбалась, наблюдая за ними.
Вскоре подошла официантка – милая, улыбчивая девушка в фартуке, украшенном изображениями кексов. Она принесла нам меню, которое больше походило на глянцевый журнал о кулинарном искусстве японцев.
— Я хочу вот это! — Хана ткнула пальцем в картинку, на которой было изображен десерт. Гигантский бокал, наполненный слоями мороженого, взбитых сливок, фруктов, бисквита, и увенчанный целой горой вафельных трубочек и шоколадных фигурок.
— Мне, пожалуйста, матча-тирамису, — скромно попросила Хината.
— А мне… — я оглядел меню. — А мне просто кофе. Черный. И, если можно, капельницу с кофеином.
Девочки хихикнули. Когда нам принесли заказ, я понял, что мой кофе — это единственное нормальное, что есть на этом столе. Парфе Ханы было таким огромным, что она могла бы в нем спрятаться. Оно возвышалось над столом, словно Эверест, только из сахара. Тирамису Хинаты, нежно-зеленого цвета, было украшено рисунком из какао в виде смешного и очень милого котика.
— Братец, ты почему ничего не заказал из десертов? — спросила Хана, работая ложкой с энтузиазмом и едва не роняя половину парфе на стол. Ее рот был испачкан взбитыми сливками, и выглядела она при этом абсолютно счастливой.
— Я берегу фигуру, — съязвил я.
— Ты иногда такой бука, — заметила Хината, аккуратно отламывая кусочек своего десерта и отправляя его в рот.
Я посмотрел на них. На Хану, у которой на носу был мазок взбитых сливок, и она этого даже не замечала, полностью поглощенная своим гигантским десертом. На Хинату с ее большими искренними глазами.