Мы сидели, болтали, и я впервые за весь день почувствовал, как напряжение отпускает. Я смотрел, как сестры смеются, делятся друг с другом десертами, и чувствовал, как внутри разливается что-то теплое. Может быть, этот выходной — не такая уж и плохая идея.
Когда мы вышли из кафе, уже начало смеркаться. Неоновые огни Токио зажглись в полную силу, превращая город в фантастический пейзаж. Мы брели по узкой улочке, забитой народом. Здесь развернулся небольшой фестиваль: горели бумажные фонарики всевозможных форм и расцветок, отбрасывая мягкие, теплые блики на лица прохожих, в воздухе пахло жареной лапшой и карамельными яблоками, а из динамиков лилась веселая музыка.
И тут Хана увидела его.
В одном из ларьков, где нужно было стрелять из пневматической винтовки по пробкам, на верхней полке сидел приз. Огромная, мягкая, глупого вида альпака. Она была белой, невероятно пушистой и смотрела на мир своими черными, как угольки, глазами-бусинками с выражением полного дзен-покоя, будто постигла все тайны бытия. А на морде ее застыла такая блаженная и слегка идиотская улыбка, от которой невольно хотелось улыбнуться в ответ.
— Хочу! — выдохнула Хана, и в ее глазах зажегся огонь.
Мы подошли к ларьку. Хозяин, усатый дядька с хитрыми глазами, тут же оживился.
— Подходи, красавица! — обратился он к Хане, но взглядом наверняка оценивал мой кошелек. — Десять выстрелов — одна попытка! Сбей три пробки и забирай любой приз!
Хана посмотрела на меня умоляющим взглядом. Я вздохнул. Мой кошелек, и так похудевший после шоппинга, жалобно застонал.
— Ладно, — сдался я. — Одна попытка.
Я взял в руки винтовку. Она была легкой, игрушечной. Я прицелился. Раньше я иногда ходил в тир, чтобы снять стресс. Пришло время вспомнить накопленный годами бесцельной стрельбы опыт.
Бах!
Мимо.
Пулька с глухим стуком ударилась о заднюю стенку.
Бах!
Опять мимо. Пробки даже не шелохнулись.
Бах! Бах! Бах!
И все, почему-то, мимо.
Хана разочарованно вздохнула, плечи опустились. Хината, напротив, ободряюще похлопала меня по плечу. А дядька-хозяин ехидно ухмылялся, потирая руки. И вот тут во мне что-то щелкнуло. Проснулся азарт.
— Еще попытку! — я протянул ему деньги.
Я настроился. В уме прочитал все возможные мантры. Успокоился. И, наконец, прицелился.
Бах! Первая пробка слетела с подставки.
— Ура! — закричали девчонки.
Бах! Вторая!
Остался последний выстрел. Последняя пробка. Та, что стояла прямо под альпакой. Я задержал дыхание, сосредоточился, плавно нажал на спусковой крючок.
Бах!
Пробка, подпрыгнув, слетела с полки. Есть!
— Мы выиграли! Братец, ты лучший! — Хана прыгала от радости, когда хозяин с кислой миной, снимал с полки нашу альпаку.
Я вручил ей приз. Она обняла эту пушистую тушу и прижалась к ней щекой. Ее глаза сияли неподдельным, чистым счастьем. Хината улыбалась, поглаживая мягкий бок альпаки. И я, глядя на них, на эти два счастливых лица, тоже улыбнулся. Это был хороший день. Очень хороший. Конечно, я немного устал, но все же, нет ничего приятнее, чем видеть радостные лица родных и близких и знать, что именно ты сделал их такими.
Я стоял, наслаждаясь этим моментом абсолютного покоя и счастья. Шум веселой ярмарки, смех Ханы, теплый свет фонарей…
И тут я услышал визг тормозов.
Звук резко разорвал вечернюю идиллию. Я инстинктивно повернул голову.
Дальше все произошло как в замедленной съемке. Я увидел свет фар, вырвавший из полумрака фигуру человека, переходившего дорогу. Увидел темный силуэт машины, которую заносило на мокром асфальте. Затем глухой, тошнотворный удар. И тело, словно тряпичная кукла, подлетело в воздух и рухнуло на дорогу.
На мгновение мир замер. Веселая музыка, смех, разговоры — все утонуло в оглушающей, неестественной тишине, которую нарушал лишь звук укатившейся монетки.
Я стоял, как вкопанный, и смотрел на неподвижное тело, лежащее на асфальте в нескольких метрах от меня. Альпака выпала из рук Ханы. Хината вцепилась в мой рукав, ее лицо побелело от ужаса. Вокруг начали кричать. Кто-то доставал телефон.
А во мне что-то щелкнуло.
— Стойте здесь. И не смотрите, — мой голос прозвучал чужим.
Ноги сами понесли меня туда, расталкивая зевак. Адреналин ударил в кровь, разгоняя остатки праздничной безмятежности. В голове, как на старой доброй медицинской подготовке, зазвучали команды: «Проверить обстановку. Убедиться в собственной безопасности. Оценить состояние пострадавшего». Все эмоции отошли куда-то на второй план.