Мы продолжали молчать. Я не знал, что сказать. «Привет, Акико-сан, я тут случайно вашего папу провожал и узнал, что ты его дочь. А чего не рассказала раньше?». Звучало, мягко говоря, глупо.
— Я… пойду, наверное, — наконец выдавил я, сделав шаг назад. — Уже поздно.
Я сделал шаг назад.
— Стой.
Ее голос остановил меня. Он был тихим, но в нем была такая настойчивость, что я не посмел ослушаться. Она вышла за калитку и подошла ко мне. Теперь нас разделял всего шаг.
— Правда? — спросила Акико, глядя мне прямо в глаза. И в ее взгляде больше не было удивления. Только какая-то тихая, горькая обида.
— Что — правда? — не понял я.
— Что вы уезжаете.
Я замер. Откуда она знает?
— Мне сегодня звонила Аяка-сан, — пояснила она, словно прочитав мои мысли. — Она была очень расстроена. Танака ей проговорился, что тебя переводят.
Акико сделала паузу, и ее голос стал еще тише.
— Почему ты ничего не сказал?
Этот простой вопрос ударил меня под дых сильнее, чем любые крики и возмущения.
— Я… — я запнулся, лихорадочно ища слова. — Все произошло так внезапно.
— Внезапно, — повторила Акико, и в ее голосе прозвучала нотка горечи. — Мы же… я думала, мы друзья, Херовато-сан. Друзья ведь делятся такими вещами. Или я что-то не так поняла?
Она смотрела на меня, и в ее глазах я видел разочарование. И это было хуже всего.
— Вы все не так поняли, Аки…Йосано-сан, — выдохнул я. — Просто… все сложно.
— Что сложно? — она вдруг вспыхнула, но тут же и погасла. Ее взгляд стал другим, отстраненным. — Хотя, извините, Херовато-сан. Мы же с вами, все-таки, не так долго знакомы. Лишь быстрые переглядки на вызовах да иногда совместные разговоры на дежурствах и обедах. Видимо, я просто сама нафантазировала себе между нами дружбу. Прошу прощения за это.
И тут Акико низко поклонилась и отвернулась к дому, но я видел, что в ее глазах блестели слезы.
— Удачи Вам в Токио, Херовато-сан.
Развернувшись, она быстро пошла к дому.
— Акико, подожди! — крикнул я.
Она остановилась, но не обернулась.
— Спасибо, — сказал я. — За все. И… эти слова про дружбу и фантазии. Это неправда. Акико, ты и вправду мой дорогой друг.
Она постояла еще мгновение, а потом скрылась за дверью, оставив меня одного на пустынной ночной улице.
Я посмотрел еще несколько мгновений на ее дом, на то, как загорелся и погас свет на террасе. Затем медленно побрел домой. В голове была абсолютная пустота.
Добравшись до приюта, я тихо, стараясь никого не разбудить, проскользнул в свою комнату. Чемодан и рюкзак стояли у двери, готовые к отправке. Я не стал раздеваться. Просто рухнул на кровать, как был, в джинсах и футболке, и уставился в потолок. Сон не шел.
Глава 26
Будильник заорал с безжалостностью палача, который ровно в шесть утра пришел отрубить тебе голову. А ещё, кажется, вчерашнее сакэ с профессором Тайгой решило устроить в моей черепной коробке вечеринку с симфоническим оркестром из дятлов.
Я сел, свесив ноги с кровати, и попытался сфокусировать взгляд. Рюкзак и чемодан стояли у двери.
Внизу на кухне меня уже ждала тетушка Хару, отобрала мой рюкзак и усердно постаралась запихнуть туда, кажется, весь годовой запас провизии нашего приюта.
— Акомуто-кун, ты только не голодай там, милый! — причитала она опять. — Я тебе еще котлеток положила! И салатик! А вот это — специальный чай от простуды. В Токио, говорят, сквозняки ужасные!
Я смотрел на свой рюкзак, который на глазах превращался в подобие беременного бегемота, и понимал, что если я все это возьму, то мне понадобится не билет на поезд, а услуги шерпа и грузового вертолета.
Тетушка Фуми, напротив, молча пила свой утренний чай, но сама она будто была не здесь.
На вокзал мы отправились всем кагалом. Это было похоже не на проводы, а на переселение небольшого, но очень шумного народа. Тетушка Хару всю дорогу держала меня под руку и всхлипывала. Дети бежали впереди, что-то крича и размахивая руками. Даже Кайто, этот вечный хмурогриб, плелся сбоку, засунув руки в карманы, но с таким видом, будто он здесь оказался совершенно случайно.
А вот и платформа. Шум поездов, объявления диктора, суета. Белоснежный синкансэн уже стоял у перрона, готовый унести меня в Токио. И тут началось. Прощание.
Первой, разумеется, была тетушка Хару. Она вцепилась в меня, как осьминог в свою любимую ракушку, и ее объятия были такими крепкими, что я боялся, как бы не пришлось перед коллегами предстать с переломом.