— Береги себя, мальчик мой, — шептала она мне в плечо, и ее слезы капали мне на футболку. — Звони. Пиши. И кушай хорошо, слышишь?
Я гладил ее по спине и что-то бормотал в ответ, чувствуя, как у самого к горлу подкатывает ком. Вдруг тетушка сунула мне в руки очередной сверток. Откуда он у нее вообще взялся, вроде же с пустыми руками шла...
— Там онигири, — всхлипнула она. — С тунцом. И с маринованной сливой. Перекусишь в поезде, ну и останется еще. А то вдруг в Токио онигири не продают.
— Продают, тетушка, — улыбнулся я, думая, что было бы смешно, если бы самый популярный в Японии перекус не продавали бы в столице. — Спасибо.
Она только кивнула, не в силах говорить, и отошла в сторону, вытирая слезы платочком. Затем настал черед тетушки Фуми.
Она подошла и смерила меня своим фирменным взглядом, от которого даже у профессора Тайги, я уверен, пробежали бы мурашки по спине.
— Ну, — произнесла она, и в этом «ну» было все: и беспокойство, и наставление, и скрытая, но все же ощущаемая нежность. — Смотри у меня, оболтус. Опозоришь нас — домой можешь не возвращаться.
Затем она сделала то, чего я никак не ожидал. Она шагнула вперёд и быстро поцеловала меня в лоб.
— Не подведи, — прошептала она мне в самое ухо и тут же отстранилась, словно ничего и не было.
Потом были дети.
Хана подошла с видом умудренного жизнью сенсея, который провожает своего непутевого ученика в большое плавание.
— Так, братец, — начала она деловым тоном, загибая пальцы. — Соль я тебе положила. Карту нарисовала. Оберег дала. Что ещё... Ах да! — Хана понизила голос до заговорщического шепота. —Теперь главное. В Токио много красивых женщин
У меня глаза чуть сами не закатились. Хана, тебе сколько лет? Двенадцать? Зато о женщинах вспоминаешь чаще среднестатистического японца.
— Так что помни: сначала узнай, есть ли у них дипломат или брат-прокурор, а потом уже строй глазки.
Хана поправила мне воротник футболки и тоже обняла.
— Оберег не потеряй, — буркнула она и отошла, шмыгнув носом.
Хината молча протянула мне рисунок. Там была вся наша "приютская семья". Мы стояли у дома, улыбались, а над нами сияло солнце. И я, на этом рисунке, стоял в самом центре.
Тут же Макото, Рен и Рин окружили меня, галдя и толкаясь.
— Братец, а ты нам привезешь из Токио настоящего робота?
— Нет, ты привези нам меч, как у самураев!
— А мне — сто килограммов конфет!
Юки тоже что-то проговорил, но за шумом и криком своих братьев и сестер его не было слышно. Я обнял каждого и пообещал привести все их хотелки.
Последним был Кайто. Он стоял чуть в стороне, все так же засунув руки в карманы. Когда я подошел к нему, он наконец вынул одну руку и протянул мне. Его рукопожатие было крепким.
— Не опозорь нас там, оболтус, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. Да уж, не знал бы, сказал, что они с тётушкой Фуми родные. Даже говорят одинаково.
Раздался гудок поезда. Время на прощанья вышло.
Я еще раз всех крепко обнял, взъерошил волосы близнецам, кивнул Кайто и запрыгнул в вагон. Двери с шипением закрылись. Я прижался лбом к холодному стеклу. Они стояли на перроне — вся моя разношерстная, шумная, нелепая семья. Махали руками, что-то кричали. Я видел, как тетушка Хару снова плачет, а тетушка Фуми пытается ее успокоить, но у самой блестят глаза.
Синкансэн тронулся с места с грацией лебедя, подхватившего на крыло черепаху. Перрон, моя семья и сам городок — все это начало медленно, а потом все быстрее и быстрее уплывать назад. Я смотрел, пока их фигурки не превратились в крошечные точки, а потом и вовсе не растворились в утренней дымке.
Я сел на свое место и откинулся на спинку кресла.
Поезд несся сквозь пейзажи, которые сменяли друг друга, как слайды в старом проекторе. Аккуратные рисовые поля, маленькие домики с черепичными крышами, зеленые холмы, укутанные туманом. Я смотрел на все это, но не видел. Мысли роились в голове, как встревоженные пчелы. Токио. Клиника Шова. Семья Ямада.
Этот город, этот гигантский, пульсирующий монстр, ждал меня. И я совершенно не знал, чего от него ожидать.
Поезд замедлил ход. За окном замелькали пригороды, а затем, словно выросшие из-под земли, появились они. Небоскребы. Они впивались в небо, серые, стеклянные, бездушные. Добро пожаловать в Токио.
Я вышел из поезда, закинул на плечо рюкзак, взял в руку чемодан и начал прорываться сквозь толпу, следуя указателям к выходу. Я следовал адресу, что дал мне Тайга, ища то, что станет для меня новым домом. Общежитие для персонала университетской клиники Шова.