Оно находилось в тихом, респектабельном районе, в десяти минутах ходьбы от больницы. Это было не общежитие в привычном мне понимании. Это было современное, стильное здание из стекла и бетона, больше похожее на дорогой отель или бизнес-центр. Идеально подстриженный газон, автоматические раздвижные двери, просторный, залитый светом холл с минималистичной мебелью.
На ресепшене сидела девушка в строгой форме. Она смерила меня вежливым, но холодным взглядом, проверила мои документы, выдала электронный ключ-карту и буклет с правилами проживания. «Не шуметь после десяти. Не курить. Не водить посторонних. За нарушение — выселение».
Моя комната была на седьмом этаже. Я ехал в бесшумном, скоростном лифте и смотрел на свое отражение в зеркальной стене. Уставший парень в мятой футболке. Да уж, не лучший видок.
Коридор был длинным и пустым, застеленным мягким ковролином, который поглощал звуки шагов. Я нашел свою дверь. Номер 707. Счастливое число. Хотя это ещё посмотрим. Я приложил карту. Щелк. Дверь открылась.
Я вошел и замер на пороге.
Комната была… идеальной. Идеально чистой, идеально светлой и словно идеально пустой. Две кровати, застеленные белоснежным бельем. Два стола. Два стула. Два встроенных шкафа. Холодильник. Большое окно с видом на город. Все. Никаких лишних деталей. Никакого хлама. Аж непривычно.
Одна половина комнаты была абсолютно пустой. И я так понял моя. А на второй… на второй были следы присутствия другого человека. На столе стоял ноутбук. Рядом — идеально ровная стопка книг. На кровати, казалось, не было ни единой складочки. Все. Никаких фотографий, никаких сувениров, никаких личных вещей, которые делают комнату домом. Казалось, здесь живет не человек, а призрак. Или робот.
Я поставил свой чемодан на пол, открыл рюкзак и начал раскладывать свои вещи. Мои немногочисленные пожитки смотрелись на фоне этой идеальной пустоты жалко и сиротливо. Рисунок Хинаты я сразу же прикрепил скотчем к стене над кроватью. И он сразу стал ярким живым пятном в этом царстве серого и белого. Затем разложил вещи в шкаф, книги на стол и в тумбы, а в холодильник продукты.
И вот наконец я сел на кровать и посмотрел на соседнюю, пустую. Кто он, мой сосед? Я посидел так ещё немного, а потом встал. Нужно было идти.
Путь от общежития до главного корпуса был похож на прогулку по декорациям к фантастическому фильму о светлом будущем. Идеально подстриженные газоны, стеклянные переходы, парящие в воздухе, и люди в идеально белых халатах, которые передвигались с такой деловой сосредоточенностью, будто каждый из них нес в кармане лекарство от всех болезней.
И вот я оказался перед ним. Главный корпус. В прошлый раз, когда я врывался сюда с умирающим пациентом, я видел его лишь мельком. Теперь же я мог оценить его масштаб. Это было не здание. Это был бетонно-стеклянный дворец. Он вздымался в небо на добрых пятнадцать этажей, и его фасад, покрытый тонированным стеклом, отражал облака.
Я толкнул массивные стеклянные двери и вошел в холл.
Глава 27
Холл был не просто большим. Он был гигантским. Потолок терялся где-то в заоблачной выси, и сквозь него, через гигантский стеклянный купол, лился мягкий, рассеянный дневной свет. Пол, выложенный плитами из белого, почти светящегося материала, был настолько отполирован, что в нем можно было увидеть свое отражение. Идеально чистый. Ни пылинки. На интерактивных панелях, встроенных в стены, сменяли друг друга графики, диаграммы и лица улыбающихся врачей, которые, судя по их безупречным улыбкам, никогда в жизни не дежурили по сорок восемь часов кряду.
Я направился к стойке регистрации. Это была не стойка, а скорее арт-объект из белого камня и хромированного металла. За стойкой сидели девушки в одинаковой униформе, с одинаковыми вежливыми улыбками. Я подошел к крайней, которая как раз освободилась.
— Добрый день, — пробормотал я. — Я Акомуто Херовато, новый ординатор кардиоторакального отделения. Мне сказали явиться сегодня.
Девушка кивнула, ее пальцы забегали по клавиатуре.
— Одну минуту, — пропела она. — Ах, да. Херовато-сан. Профессор Томимо ждет вас. Шестой этаж, кабинет 666. Лифт в конце холла, слева.
Она указала рукой, на которой красовался безупречный маникюр.
— Спасибо, — пробормотал я и пошел в указанном направлении, чувствуя на своей спине ее любопытный взгляд.
Лифт, как и все в этом здании, был произведением искусства. Прозрачная капсула из сверхпрочного стекла, которая бесшумно скользила вверх вдоль внешней стены здания. Когда двери закрылись, и кабина тронулась, у меня перехватило дыхание. Под ногами разверзлась пропасть — тот самый гигантский холл, который теперь казался муравейником. А за стеклом, во всей своей красе, простирался Токио. Бесконечное море крыш, небоскребов, дорог, уходящее за горизонт. Я чувствовал себя как на витрине.