«Вот, смотрите, — казалось, говорил невидимый экскурсовод. — Это доктор провинциальный, обыкновенный. Вид вымирающий. Обратите внимание на его усталый взгляд и дешевую футболку. В естественной среде обитания питается растворимым кофе».
На этаже меня встретил уже более привычный больничный коридор. Я нашел нужную дверь. Табличка гласила: «Профессор Томимо Токосо». Я глубоко вздохнул, ведь вспомнил, что это был тот самый врач, который тогда наорал на меня за трюк с ручкой, затем постучал.
— Войдите!
Я толкнул дверь и вошел в кабинет. Он был полной противоположностью заваленного бумагами кабинета Тайги. Огромный стол из черного стекла, два кресла из черной кожи. На стене — огромное множество дипломов, фотографий, грамот. И за столом сидел он. Профессор Томимо. Увидев меня, он тут же вскочил. И, к моему удивлению, улыбнулся. Да еще и такой широкой, такой заискивающей улыбкой, что у меня аж зубы свело.
— Херовато-сан! — воскликнул он, поднимаясь мне навстречу и протягивая руку. — Наконец-то! Мы вас заждались! Присаживайтесь, прошу!
Я пожал его сухую, теплую руку, чувствуя себя полным идиотом. Он усадил меня в кресло, которое было до жути неудобным. Специально, что ли? А затем обошел стол и сел напротив, сложив руки в замок.
— Прежде всего, — начал он, и его голос сочился медом, — я хотел бы принести вам свои глубочайшие извинения.
Я моргнул.
— Херовато-сан, я… я хотел бы принести вам свои глубочайшие извинения за вчерашний инцидент, — пояснил Томимо, заметив мое недоумение. — Вы должны меня понять! Такая напряженная ситуация, пациент в критическом состоянии… Я был на взводе, не разобрался. Нервы, знаете ли, нервы! Работа у нас такая. Я был не в себе. Позволил себе излишнюю резкость. Простите великодушно этого старого дурака.
Он склонил голову в поклоне. Я сидел, как громом пораженный. Этот человек, который еще недавно готов был меня испепелить, теперь извинялся.
— Что вы, профессор, — пробормотал я. — Не стоит. Я все понимаю.
— Нет, нет, стоит! — Томимо выпрямился, и его улыбка стала еще шире. — Я был неправ. Ваш метод… да, он был неортодоксальным. Рискованным. Но, черт возьми, он сработал! Вы спасли жизнь человеку, да еще какому!
Вот оно как.
— Семья Ямада — наши главные меценаты, — продолжал он свой сладостный монолог. — Уважаемые, достойнейшие люди! Я лично знаком с Ямада-саном. Мы пару раз играли в гольф. Великий человек! И то, что он лично поспособствовал вашему переводу сюда… это говорит о многом! Он разглядел в вас талант. Как и я! Я сразу понял, что вы — не простой ординатор!
Я молчал, давая ему выговориться. Это было даже забавно. Теперь-то понятно, чего так засуитился. Видимо, думает, что у меня есть связи. Не знает он правды: связи эти не крепче паутинки. Но наблюдать за этой сменой его поведения было все равно смешно, будто смотришь документальный фильм о превращении гусеницы в бабочку. Только вместо бабочки получился скользкий, неприятный слизняк.
— В общем, Херовато-сан, — подытожил Томимо, наконец выдохшись. — Я буду рад видеть вас в нашем отделении. Если вам что-нибудь понадобится — любая помощь, совет, консультация — обращайтесь ко мне лично. В любое время дня и ночи. Мой кабинет всегда для вас открыт!
Он откинулся на спинку кресла, и его взгляд стал маслянистым, как у кота, добравшегося до сметаны.
— Спасибо, профессор, — сказал я, поднимаясь. — Я это запомню.
— Что ж, добро пожаловать в команду, Херовато-сан, — он снова протянул мне руку. — Ваша ординаторская на этом же этаже. Располагайтесь.
Я кивнул, поклонился и вышел из кабинета, чувствуя себя так, будто только что искупался в бочке с патокой. Липко, сладко и до тошноты противно.
Я шел по коридору, пытаясь отмыться от этого ощущения. Я так задумался, что не заметил, как из-за угла вышла она.
Мы столкнулись. Не сильно, но достаточно, чтобы она отшатнулась, а папка с бумагами, которую она держала в руках, полетела на пол, рассыпав листы белоснежным веером.
— Простите, — вырвалось у меня одновременно с ее резким:
— Смотреть надо, куда…
Она подняла голову, и наши взгляды встретились.
Мей Теруми.
Она была в своем безупречном белом халате, волосы собраны в строгий пучок, а в глазах — холодный огонь. Узнавание промелькнуло на ее лице, сменившись удивлением, а затем — чем-то еще. Чем-то похожим на разочарование.