Это был не просто автомобиль. Ярко-красный, цвета спелой, налившейся солнцем вишни, он блестел на утреннем солнце так, что глазам становилось больно. Я не особо разбирался в машинах, но даже мне было понятно, что эта тачка стоит, как годовой бюджет моей старой больницы вместе с главврачом и его честно заработанной дачей.
Машина бесшумно подкатила к главному входу, на парковку, предназначенную исключительно для руководства, и замерла. Дверь, взмахнув вверх, открылась. И на асфальт ступила нога в изящной черной туфельке на тонкой, как игла, шпильке. А затем появилась и она сама.
Мей Теруми.
На ней был идеально скроенный черный брючный костюм, который сидел на ней так, словно его шили на заказ лучшие миланские портные. Строгий, но с какой-то дьявольской элегантностью, он подчеркивал каждый изгиб ее фигуры, не показывая при этом ничего лишнего. Под пиджаком виднелся краешек белоснежной шелковой блузки. Лицо скрывали большие темные очки в стильной оправе, а в руке она держала небольшую кожаную сумочку.
Она захлопнула дверь, и машина тихо пискнула, становясь на сигнализацию. А затем она пошла. Спина прямая, как струна, подбородок чуть приподнят. Ее бедра плавно покачивались в такт шагам.
Вздохнув, я тоже направился ко входу. И, разумеется, по закону вселенской подлости, когда я подошел к лифтам, она стояла там. Одна. Я встал в паре метров от нее, делая вид, что увлеченно изучаю трещину на потолке.
Лифт прибыл. Двери с тихим шипением разъехались. Она вошла первой. Я, помедлив секунду, вошел следом. Двери закрылись, отрезая нас от остального мира. Мы остались вдвоем в этой зеркальной коробке, которая медленно ползла вверх. Я видел ее отражение в полированной стене. Она стояла, глядя прямо перед собой, и ее лицо было непроницаемой маской.
«И что делать? — лихорадочно соображал мой мозг. — Молчать? Это будет выглядеть глупо. Поздороваться? Она меня в прошлый раз смешала с грязью, назвав подхалимом на поводке».
Нет. Я не школьник, чтобы робеть перед ней. В конце концов, я спас человека, а не украл у нее кошелек.
Я откашлялся.
— Доброе утро, Мей-сенсей.
Она не повернула головы. Лишь ее отражение в зеркальной стене едва заметно дернулось.
— Доброе утро, Херовато-сан, — ответила она, и ее голос был таким же ровным и холодным, как лед.
Лифт остановился. Шестой этаж. Двери открылись.
– Всего доброго, – бросил я уже на выходе, чисто автоматически.
– Удачного дня, – последовал такой же автоматический, холодноватый ответ из глубины лифта.
Мей пошла по коридору в сторону своего кабинета, я пошел в другую — в ординаторскую. И почему-то мне показалось, что в ее последней фразе прозвучала едва уловимая нотка… иронии? А может, мне просто показалось.
Я покачал головой и пошел в ординаторскую. Савамура и Инуи уже были там.
— Как спалось? — спросил Савамура, не отрываясь от планшета.
— Как убитому, — честно ответил я, доставая из шкафчика свой комплект формы.
— Логично, — раздался с угла безэмоциональный голос Инуи. — После интоксикации этанолом организм впадает в состояние, близкое к анабиозу, для восстановления гомеостаза. Учитывая твою массу тела и предположительное количество выпитого, фаза глубокого сна должна была составить не менее шести часов. Ты уложился в норму.
Я посмотрел на его макушку, торчащую из-за книг.
— Спасибо за консультацию, Инуи-сан. Я уж было начал волноваться, что умираю, — съязвил я, переодеваясь. — Ты, случайно, счет мне не выставишь?
— Консультация стоит пять тысяч иен, — так же невозмутимо ответил он. — Можешь положить на стол.
Савамура прыснул со смеху. Я только хмыкнул и затянул тесемки на штанах. Свежая, накрахмаленная форма приятно холодила кожу. И в этот самый момент дверь ординаторской распахнулась с такой силой, будто в нее врезался носорог на скейтборде. На пороге, тяжело дыша, появился Нишиноя. Его волосы стояли дыбом, на щеке все еще красовался красный след от подушки, а глаза были полны вселенской паники.
— Уф… еле успел… — выдохнул он, сгибаясь пополам и упираясь руками в колени.
— Рю, ты снова бежал по коридору? — с укоризной спросил Савамура.
— На входе я столкнулся с профессором Томимо! — простонал Нишиноя, выпрямляясь.
— И что? — спросил я.
— Он остановил меня и прочитал целую лекцию! — трагическим шепотом сообщил Рю. — Сказал, что больница — это храм науки и спокойствия, а не беговая дорожка. И что мой топот нарушает акустический гомеостаз больничного коридора и может негативно сказаться на хрупкой психике пациентов! А потом он еще минут пять рассказывал, как в его молодость ординаторы ходили на цыпочках и дышали через раз из уважения к старшим!