Ее палец, коснувшийся моего лба. Легкий укол холода.
«Твою ж мать…» — выдохнул я, опираясь руками о раковину.
Харизма. Значит, вот как, по ее мнению, выглядит харизма. Зеленого цвета. Я чуть не рассмеялся. Это было настолько абсурдно, настолько по-идиотски, что не укладывалось ни в какие рамки. Я, значит, просил без улучшений, а она взяла и перекрасила меня, как пасхальное яйцо. Оригинально. В следующий раз, наверное, рога приделает. Для брутальности.
Ярость, холодная и бессильная, на секунду захлестнула меня. Но тут в мою голову закралось сомнение. А почему… почему мне никто ничего не сказал? Тетушка Фуми, которая бы за такой выкрутас со скалкой за мной три дня гонялась, — молчала. Тетушка Хару, которая бы ахала и причитала, даже не повела бровью. Кайто, Макото, близнецы, которые бы точно не упустили шанса подразнить меня «братцем-огурцом» или «ходячим газоном», ни слова не сказали. Что это значит? Они все в сговоре что ли?
Или… они этого просто не видят?
Эта мысль была настолько дикой, что я чуть не рассмеялся. Я провел рукой по волосам. На ощупь — обычные. Мягкие, немного сухие после больничного шампуня. Но в зеркале — зеленые. Я выдернул один волосок. Он лежал на моей ладони, зеленый, как изумруд.
«Проверим, — стучало в висках. — Нужен контрольный субъект».
Я вышел из ванной, и в палату как раз вошла медсестра. Та самая, которую я прозвал про себя «сержантом». Идеально. Она точно не станет врать из вежливости. Я сел на койку и заговорил, стараясь придать своему лицу максимально непринужденное выражение.
— Добрый день, Такаги-сан. У меня небольшой вопрос. Чисто из любопытства.
Она подняла на меня свои строгие глаза.
— Слушаю вас, Херовато-сан.
Я сделал паузу, собираясь с духом.
— Скажите, — я небрежно провел рукой по волосам. — У меня с прической все в порядке? А то после сна… знаете ли…
Медсестра окинула мою голову быстрым, профессиональным взглядом.
— Все в порядке, Херовато-сан, — ровным голосом ответила она. — Ваша прическа в порядке.
— А цвет? — не унимался я, чувствуя, как потеют ладони. — Он нормальный? Не слишком… вызывающий?
Вот теперь в ее глазах промелькнуло недоумение. Она снова посмотрела на мои волосы, потом на мое лицо, словно пытаясь понять, не начались ли у меня побочные эффекты от какого-нибудь препарата.
— Цвет? — переспросила она. — Обычный черный цвет. Как у большинства японцев. Херовато-сан, у вас все хорошо? Голова не кружится? Может, позвать дежурного врача?
И тут я все понял.
Она не видела. Никто не видел. Только я.
— Нет-нет, что вы, — я постарался выдавить из себя улыбку. — Спасибо. Просто… показалось. Наверное, свет так падает.
Я поклонился и вышел из палаты. Нужно было развеяться. Я остановился у автомата с напитками, выбирая напиток. Но тут мое внимание привлекли две молоденькие медсестры, которые устроили себе небольшой перекур, то есть, перешепт в укромном уголке у окна. Одна, полненькая и с перманентной химической завивкой, напоминала пуделя, вторая, худая, с тонкими поджатыми губами и свирепым взглядом, — высушенную воблу.
— … слышала, ее сегодня переводят? — донесся до меня обрывок фразы пуделя.
— Кого, ее? — лениво отозвалась «вобла», полируя ногти пилочкой.
— Ну кого, кого… Профессора Теруми из кардиоторакального отделения.
Мои пальцы, уже было потянувшиеся к кнопке с изображением кофе, замерли. Я медленно, стараясь не издавать ни звука, сделал шаг в сторону.
— Да ты что! — «вобла» отложила пилочку. — Я думала, она в реанимации еще неделю пролежит. Говорят, там все очень плохо.
— Хуже некуда, — заговорщицки понизила голос «пудель». — Моя подружка, Кимико, из операционного блока, она там ассистировала. Говорит, такой жути в жизни не видела. Машина всмятку, она без сознания, вся в крови… Тяжелейшая черепно-мозговая. Ушиб, отек… Там целый букет.
Я внимательно слушал, а ледяные пальцы словно сжали сердце.
— Оперировал сам Исида-сенсей, — продолжала вещать «пудель», и в ее голосе слышалось благоговение. — Его специально из отпуска вызвали. Он над ней всю ночь колдовал. Говорят, краниотопию делал, гематому убирал. Но даже он…
— Что «даже он»? — нетерпеливо перебила вобла.
— Впала в кому, — выдохнула пудель. — Сразу после операции. Мозг так и не очнулся. Кимико говорит, прогноз самый неблагоприятный. Шансов почти нет.
Я почти не дышал, слушая, как две сплетницы так легко говорят об аварии, участником которой мне посчастливилось стать.
— Сегодня ее переводят в VIP-палату на нашем этаже, — закончила пудель. — Номер восемьсот восемь. Говорят, приказ сверху. Чтобы подальше от лишних глаз. И к ней никого не будут пускать. Даже медсестру специальную выделили, самую опытную.