— Давление падает! — кричал кто-то.
— Готовьте операционную!
Я чувствовал, как в вену впивается игла. Холодная струйка побежала по руке. Двери распахнулись. Яркий, ослепляющий свет ударил в глаза. Операционная. Надо же. Как быстро я вернулся на работу.
Сознание снова начало уходить. Я пытался зацепиться за что-то, за любой образ, за любую мысль. И я снова увидел ее. Акико. Она стояла у окна своего дома, смотрела мне вслед, и в ее глазах были слезы. «Друзья ведь делятся такими вещами…»
Прости, Акико. Кажется, я снова тебя подвел. Опять не попрощался.
Двери распахнулись. Яркий, ослепляющий свет ударил в глаза. Операционная. Надо же. Как быстро я вернулся на работу. Только сегодня я по другую сторону баррикад.
Надо мной склонились лица. В масках. Зеленые, синие. Как у инопланетян.
— Держись, Херовато-кун, — голос Савамуры звучал откуда-то издалека, словно из-под толщи воды. — Мы тебя вытащим. Слышишь?
Я хотел ему улыбнуться. Сказать что-нибудь, но губы не слушались. Язык превратился в кусок ваты.
Анестезиолог надел мне на лицо маску. Сладковатый, химический запах ударил в нос.
— Считай до десяти, — прозвучал его голос.
«Один… — подумал я. — Кажется, я не успею дописать сегодня отчет…»
«Два… Интересно, кто же главный хирург…»
«Три… Тетушка Фуми меня убьет, когда узнает…»
«Четыре… Мей…»
А потом яркий свет операционных ламп ударил в глаза, и мир окончательно погас. И тьма, на этот раз теплая и ласковая, окончательно приняла меня в свои объятия.
Я снова очнулся.
Вокруг было белым-бело. Не ослепительно, а мягко, как будто я оказался внутри облака или гигантского шара из сахарной ваты. Пол, если это был пол, был таким же белым, уходя в бесконечную молочную дымку. Стен не было. Потолка — тоже.
«Ну вот, приехали, — пронеслось в голове. — Зал ожидания. Интересно, это приемный покой у рая или предбанник ада?»
Почему-то я сразу понял, что умер. Не было ни отрицания, ни принятия. Просто осознание.
Я сделал шаг. Тишина. Ни скрипа, ни эха. Мои ноги просто утопали в этой белизне, не оставляя следов.
— Эй! — крикнул я, и мой голос прозвучал глухо, будто я орал в подушку. — Ау! Есть тут кто-нибудь? Тур-оператор? Администратор? Дежурный ангел?
Тишина.
— Ладно, — пробормотал я себе под нос. — Пойдем по классике. Ангелы? Архангелы? Кто-нибудь из отдела доставки душ?
Снова ничего. Кажется, у них там обеденный перерыв.
Я побрел наугад в эту бесконечную белизну, засунув руки в карманы. Идти было бессмысленно, пейзаж не менялся. Я мог бы идти так вечность. И, возможно, мне это и предстояло. Но тут я ее увидел.
Она не появилась из ниоткуда. Она просто… была. Стояла в нескольких метрах от меня, словно ждала, пока я нагуляюсь. Все та же старушка. Сморщенное, как печеное яблоко, лицо, хитрая улыбка и глаза, в которых, казалось, отражались все звезды Вселенной.
— Потерялся, внучок? — проскрипел ее голос, нарушая мертвую тишину. — Или нашел то, что не искал?
Я остановился и уставился на нее. Вся моя усталость, вся моя растерянность мгновенно сменились раздражением.
— Опять вы, — выдохнул я. — Знаете, я уже устал от ваших загадок. У меня тут, между прочим, экзистенциальный кризис, а вы со своими ребусами. Давайте начистоту. Я умер?
Она усмехнулась, и морщинки у ее глаз собрались в затейливый узор.
— «Умер» — какое громкое, окончательное слово, — протянула она. — Слишком простое для такого сложного процесса. Ты скорее… на паузе.
— На паузе, — повторил я, чувствуя, как начинаю закипать. — Отлично. А теперь объясните мне, что это за пауза такая? Я думал, все это — кома. Сон. Что после того, как меня сбила машина, я либо проснусь в реанимации в своей родной больнице Александром Николаевичем Шпаковым. А я где?
Я почти кричал, и мой голос, казалось, вяз в этой ватной тишине. Я был на пределе. Мне нужны были ответы.
— Нить не рвется, внучок, она лишь меняет узор, — спокойно ответила старуха. — Ты все еще держишь ее конец. А где ты… ты там, где и должен быть. На перекрестке.
— К черту перекрестки! — я сделал шаг к ней. — Да кто вы такая, в конце концов⁈ Ангел? Демон?
Она посмотрела на меня, и в ее глазах на долю секунды промелькнула тень то ли грусти, то ли сочувствия.
— У меня много имен, — тихо сказала старушка. — Люди называют меня по-разному. Богиня. Повелительница. Ками. Можешь звать меня так, как тебе удобнее.