Я молча наблюдал за ней. Моя усталость и уже почти исчезнувшая, к счастью, боль в ребрах отошли на второй план. Сейчас нужно было думать. Быстро и без эмоций, прям как в операционной, когда на кону жизнь. Только сейчас на кону была не только жизнь Мей, но и ее репутация, карьера и будущее. И, как ни странно, я чувствовал, что и мое будущее тоже каким-то образом связано с этим.
— Хватит паниковать, — наконец сказал я. Мой голос прозвучал на удивление спокойно и ровно, разрезав напряженную тишину. — Паника — плохой советчик. Нам нужна информация.
Мей резко остановилась и обернулась ко мне. В ее глазах плескалось отчаяние.
— Какая, к черту, информация, Херовато⁈ Меня завтра сотрут в порошок! У них есть «результаты предварительного расследования». А что есть у нас? Ничего!
— У нас есть вы, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — И у нас есть логика. Давайте по порядку. Пациент Пак Чун Хо, верно?
Я задумался. Интересно, кореец предпочел проводить операцию именно у нас, а не в Корее или Германии какой-нибудь. Хотя, если я правильно понял, то он какой-то очень важный спонсор больницы, так что это и не удивительно, наверное. Кто этих богачей знает? Могут спонсировать что угодно, но сами в жизни своим «продуктом» пользоваться не будут.
Мей же сделала глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки.
— Операция прошла идеально, — отчеканила Мей, и в ее голосе снова появились стальные нотки. — Абсцесс корня аорты. Мы провели протезирование аортального клапана и восходящего отдела аорты. Без осложнений. К концу операции гемодинамика была стабильна, показатели — в норме. Я оставила его на Томимо и уехала на встречу.
Я закатил глаза. Как можно важного пациента оставлять на этого дурака? Да, я с ним еще часто не сталкивался, но уже по разговорам знал, что там от врача одно название. Но я видел во взгляде Мей, что она и сама об этом уже раз сто пожалела, так что просто вздохнул и продолжи:
— Хорошо. Дальше. Первый звонок от Томимо. Что именно он сказал?
— Что у пациента началась фибрилляция предсердий с высокой частотой. Давление начало падать. Он паниковал.
— И что вы ему сказали сделать?
— Я приказала начать инфузию кордарона для контроля ритма. Это стандартный протокол. И еще, — она нахмурилась, — я сказала ему ни в коем случае не использовать гепарин. У пациента в анамнезе была гепарин-индуцированная тромбоцитопения. Это довольно редкое, но смертельно опасное осложнение. Я четко сказала: «Томимо, только Аргатробан. Ты меня понял?». Он подтвердил.
Я кивнул. Аргатробан — это единственно возможный выбор при подтверждённой ГИТ. Гепарин здесь не к месту. Хорошо, что Мей уточнила, ведь молодой ординатор мог и гепарин случайно вколоть. А то у них раз тромбы, то значит сразу гепарин, и плевать, что там у пациента.
— А второй звонок? Тот, что был прямо перед аварией?
Мей покачала головой.
— Он кричал, что ничего не помогает, что пациент умирает… Я успела только сказать: «Томимо, успокойся и делай то, что я…». А потом был удар.
Я кивнул. Второй звонок произошел прямо во время столкновения, так что навряд ли Мей много и успела бы сказать. Картина начинала проясняться, но становилась еще более запутанной.
— Нам нужен доступ к истории болезни пациента. Прямо сейчас, — сказал я.
— Ты же слышал, — она горько усмехнулась. — Я не могу прикоснуться к компьютеру. Это отнимает слишком много сил.
— Вам и не придется, — сказал я, медленно поднимаясь с кровати. — Вы будете диктовать. А я буду вашими руками.
Я тихо, стараясь не скрипнуть кроватью, выскользнул из своей палаты. Коридор нейрохирургии спал. Тусклые лампы отбрасывали длинные, искаженные тени, а единственными звуками были мерное гудение какой-то аппаратуры и мои собственные, слишком громкие, как мне казалось, шаги. Мей шла рядом, совершенно не волнуясь, что ее кто-то заметит. Ну конечно, это я тут почему-то возомнил себя шпионом!
Лифт прибыл почти мгновенно, его двери открылись с тихим шипением. Пока кабина плавно скользила вниз с восьмого на шестой этаж, я смотрел на меняющиеся цифры и молился всем богам, чтобы не встретить дежурную медсестру или, не дай бог, кого-то из коллег, решившего устроить ночной набег на кофейный автомат. Объяснять, почему пациент из нейрохирургии в два часа ночи разгуливает по кардиоторакальному отделению, мне совсем не хотелось.