Дверь в ординаторскую была приоткрыта. Я замер, прислушиваясь. Тишина. Ни храпа Нишинои, ни шелеста страниц от Инуи. Осторожно, стараясь не издать ни звука, я заглянул внутрь. Пусто. Комната была погружена в полумрак, освещаемая лишь холодным светом луны из окна и мигающими огоньками спящих мониторов компьютеров. Я выдохнул с облегчением, которое тут же сменилось новым напряжением. Я проскользнул внутрь и сел за свой стол, чувствуя себя шпионом в тылу врага. Мей встала у меня за спиной, ее присутствие ощущалось как холодное дуновение на затылке.
— Система «МедАрхив», — скомандовала она. — Пароль… — Мей на секунду замялась, и на ее щеках, как мне показалось, проступил легкий румянец.
— Что? — я поднял на нее бровь, предвкушая что-то интересное.
— Пароль… CoffeeJelly_MyOnlyWeakness, — процедила она сквозь зубы, отворачиваясь и делая вид, что разглядывает пыль на шкафу.
Я замер, а потом не смог сдержать смешок, который эхом разнесся по пустой ординаторской.
— «КофейноеЖеле_МояЕдинственнаяСлабость»? Серьезно, профессор? — я давился от смеха. — Демонесса кардиохирургии, гроза интернов, женщина, чей взгляд может остановить сердце… и ее единственная слабость — это десерт из кофейного желатина?
— Не твое дело! — рявкнула Мей, и ее щеки теперь точно пылали. — Это идеальный десерт! Он горький, он бодрит, и в нем нет ничего лишнего. Никаких дурацких сливок или фруктов. А теперь вводи давай, комик, пока я не нашла твою единственную слабость и не надавила на нее скальпелем!
Я, все еще хихикая, ввел пароль. Система открылась.
— Поиск по фамилии. Пак Чун Хо.
На экране появилась карта пациента. Я открыл ее.
— Читай вслух, — приказала Мей.
Я тихо цокнул, но все же начал читать. Сначала данные о пациенте, всякие анализы, осмотры. Потом данные о проведенной операции и непосредственно отчет Мей. Они полностью совпадали с ее рассказом. Затем уже шли записи Томимо.
— «…в 20:30 отмечен эпизод фибрилляции предсердий, тахисистолия. По устному распоряжению профессора Теруми начата инфузия кордарона и введена болюсная доза Аргатробана…»
— Все верно, — кивнула Мей за моей спиной. — Он сделал, как я сказала.
— «…в 20:40 резкое ухудшение состояния. Внезапная остановка дыхания, падение сатурации до нуля, брадикардия, переходящая в асистолию. Нарушение сознания по шкале Глазго до 3 баллов. Интубация, перевод на ИВЛ. Пациент впал в кому».
— Что⁈ — Мей схватилась за голову. — Остановка дыхания? Откуда? Это не похоже на побочный эффект Аргатробана…
Я молча листал дальше. Следующая запись, видимо, и ляжет в основу будущего обвинения на консилиуме.
— «…Заключение: коматозное состояние пациента, вероятнее всего, вызвано нетипичной анафилактической реакцией на препарат Аргатробан, назначенный профессором Теруми в качестве нестандартной терапии…»
— Нестандартной⁈ — взвилась Мей. — Да это единственно правильная терапия при его анамнезе! Они что, историю болезни не читали⁈
Она была права. Формально Аргатробан использовался реже гепарина, так что это могло быть резкое ухудшение после введения нестандартного препарата. Для врачей, не желающего разбираться в тонкостях, это выглядело как прямая причинно-следственная связь.
— Что ж, — тихо пробормотал я. — Завтра, видимо, мне придется стать вашим адвокатом.
И утонуть вместе с ней.
Черт возьми, за что мне это все?
Двери в конференц-зал на четырнадцатом этаже распахнулись с достоинством гильотины, готовой опуститься на шею очередного несчастного, которым в этом случае была Мей. Но сейчас это было не просто помещение для больничных собраний. Это была арена. Настоящий Колизей, но где вместо гладиаторов — адвокаты в деловых костюмах, а вместо мечей и щитов — острые языки, подкрепленные стопками документов и юридическими терминами. Судилище. Именно это слово вертелось у меня в голове, когда я шагнул через порог.
В зале мгновенно воцарилась тишина. Разговоры оборвались на полуслове. Десятки глаз, принадлежавших профессорам, старшим ординаторам и целой группе людей в строгих костюмах, синхронно, как у стаи голодных сов, повернулась в мою сторону.
Рядом со мной, невидимая для всех, плыла Мей. Как и вчера, она была зла. Нет, не так. Она была в ярости.
— Смотри, Херовато, — прошипела она мне прямо в ухо. — Вся наша больничная фауна в сборе. Змеи, шакалы и парочка гиен для массовки. Не хватает только оркестра, играющего похоронный марш.
Я проигнорировал ее комментарий, хотя он был до чертиков точен. Мой взгляд скользнул по первым рядам. Там, словно стая волков, устроился юридический отдел клиники. Человек шесть, все как на подбор — в дорогих костюмах, с одинаковыми непроницаемыми лицами и папками из дорогой кожи. В центре этой стаи восседал Танабэ. Он посмотрел на меня, и в его глазах блеснула тень той самой улыбки сытого удава, который только что проглотил особенно жирного кролика.