Он снова сделал паузу. Мастер драматических пауз, черт бы его побрал.
— Через час после ее отъезда состояние господина Пака начало резко ухудшаться. Мой племянник, будучи еще неопытным врачом, разумеется, запаниковал и позвонил ей. И профессор Теруми… — Томимо тяжело вздохнул, — по телефону, находясь за рулем автомобиля, отдала ему приказ. Приказ, который едва не стоил пациенту жизни.
— Лжец, — выдохнула Мей рядом со мной. Ее голос был едва слышен, но в нем было столько презрения, что не удивлюсь, что Томимо-сенсей почувствовал внезапно пробежавшие по кожи мурашки.
— Профессор Теруми, проявив халатность и необоснованно отклонившись от стандартного протокола ведения послеоперационного периода, назначила пациенту препарат аргатробан, что привело к развитию тяжелой анафилактической реакции и впадению пациента в кому, — закончил Томимо, и по залу снова прокатилась волна шокированного гула.
— Да что этот дурак несет! — подскочила на стуле Мей.
— Тш-ш-ш, — зашипел я, не поворачивая головы. — Сядьте. Вас все равно никто не слышит.
Она нехотя опустилась обратно, но я чувствовал, как она вся дрожит. И это точно было не от страха. Профессор Томимо же уже закончил свою речь и с видом трагического героя вернулся на свое место. В зале стояла тишина. Картина была ясна. Мей Теруми — безответственная, амбициозная карьеристка, которая из-за своей халатности и врачебной ошибки чуть не убила важного пациента, а потом, скрываясь с места преступления, устроила ДТП и сбила своего же коллегу. Блестяще. Просто блестяще.
Затем слово предоставили Томимо-младшему. Он встал, и его голос дрожал.
— Я… я делал все, как сказала профессор Теруми, — лепетал он. — Она приказала ввести кордарон и аргатробан. Я все сделал в точности, как она велела! А потом… ему стало плохо, он перестал дышать… Это было ужасно! Я не знал, что делать!
Он сел, почти рухнув на стул. Это было жалкое зрелище, но и юридический отдел, и ординаторы с интернами лишь сочувственно повели головой.
— Спасибо, Томимо-сан, — безразлично сказал главврач, что-то рассматривающий в своем телефоне.
— А теперь, — сказал директор, поднимаясь. — Мы хотели бы заслушать показания ключевого свидетеля. Человека, который последним виделся с профессором Теруми перед аварией. И который, к несчастью, сам стал жертвой этого трагического стечения обстоятельств.
Все головы снова повернулись ко мне.
— Ординатор Акомуто Херовато, — произнес директор. — Прошу вас к трибуне.
Я медленно поднялся на ноги.
— У меня вопрос не к свидетелю, а к представленным данным, — вдруг раздался спокойный голос до этого молчавшего профессора Ишикавы. Насколько я знал, профессор только недавно вернулся в клинику после долгой поездки зарубеж на какой-то международный форму. — Адвокат Танабэ, выведите, пожалуйста, на экран данные мониторинга пациента Пака с 20:30 до 20:45.
Танабэ нахмурился, но выполнил просьбу. На большом экране появились графики. Я же сел на место, радуясь, что обо мне позабыли.
— Коллеги, — Ишикава-сенсей встал и подошел к экрану. — Мы видим, что в 18:40 у пациента происходит не просто падение давления. Первым делом мы видим резкую остановку дыхания. Сатурация падает до нуля за считанные секунды. И только потом, на фоне тотальной гипоксии, у него развивается брадикардия и асистолия.
Он обвел всех тяжелым взглядом.
— Здесь столько опытных врачей и профессоров. Так неужели вы не видите? Кто вообще составлял отчет? — недовольно проговорил Ишикава. — Очевидно, что это не клиническая картина анафилактического шока. При анафилаксии мы бы увидели бронхоспазм, падение давления, тахикардию, кожные проявления. Но не внезапный паралич дыхательной мускулатуры. Это больше похоже на действие… — он сделал паузу, — какого-нибудь миорелаксанта. Например, высокой дозы сукцинилхолина.
— Миорелаксант… — тихо проговорил я. — Но они же наверняка делали анализы потом. И не нашли следов препарата? — задал я вопрос скорее сам себе.
— Конечно, не нашли, — ответила Мей, вглядываясь в экран с историей болезни. — Тот же сукцинилхолин живёт в крови меньше пятнадцати минут. Его не найти, если не брать пробы сразу. Тем более, — она чуть нахмурилась, — в обычных экстренных анализах не проверяют наличие миорелаксантов. Базовые токсины, уровень электролитов и глюкозы, газовый состав крови, что-то такое.
Я согласно кивнул. В этом была логика. Никогда не будет делать тест на миорелаксант, если нет прямого запроса. А это значит, что тот, кто его вколол, однозначно знал, что делает, и знал, что как минимум сразу никто не догадается об этом. Вероятно, этот человек просто хотел подставить Мей, а остальные и рады сразу же найти виновного и побыстрее закрыть дело, отчитываясь перед родней пациента. Тем более, виновная-то тоже в коме и защитить себя не может. Идеальный план. Только не учли они, что у Мей еще остались верные коллеги здесь, одним из которых был вовремя приехавший профессор Ишикава.