— Хорошо, — коротко бросил он. — Организуйте встречу.
— Вот и договорились, — я подошел к двери и приоткрыл ее, выглянув в палату. Мия-сан все так же читал, не обращая ни на что внимания. — Можете идти.
Пак беззвучно выскользнул из ванной и растворился в коридоре. Я вышел следом, намеренно оставив дверь в палату приоткрытой, чтобы Мей, если она где-то поблизости, могла войти. Затем я рухнул на свою кровать и взял в руки тот самый дыхательный тренажер.
Мне нужен был перерыв. Мне нужно было просто посидеть и подуть в дурацкую трубочку, поднимая пластиковые шарики. Это было единственное простое и понятное действие в этом безумном, перевернутом с ног на голову мире. Вдох. Выдох. Синий шарик. Желтый. Красный. Все было так просто. И так далеко от призраков, заговоров и корпоративных войн. Я сосредоточился на своем дыхании, на боли в ребрах, на движении шариков, пытаясь отогнать рой мыслей, жужжавших в голове. Но они не уходили.
Вечер опускался на Токио медленно, неохотно, словно старый, уставший кот, сворачивающийся клубком на теплом подоконнике. Небо, еще час назад бывшее пронзительно-голубым, окрасилось в нежные акварельные оттенки розового, лилового и оранжевого. Город зажигал свои огни, и небоскребы на горизонте, еще недавно бывшие серыми бетонными гигантами, превращались в гигантские, мерцающие кристаллы, пронзающие бархатную ткань наступающей ночи.
Я успел немного вздремнуть. Сон был коротким и рваным, полным бессвязных образов и обрывков диалогов, но он принес хоть какое-то облегчение. Проснувшись, я первым делом, подчиняясь какому-то внутреннему долгу, схватился за телефон и набрал домашний номер приюта. Трубку, после нескольких долгих, мучительных гудков, взяла Хана.
— Алло, — прозвучал в трубке ее серьезный, не по-детски деловой голос, словно я позвонил не в детский дом, а в штаб-квартиру какой-то секретной организации. — Хана слушает. Чем могу помочь?
— Привет, Хана, — улыбнулся я. — Это братец.
— А, это ты, — в ее голосе не было и тени удивления. — Как ты там, не умер еще от больничной скуки и безвкусной еды?
— Пока держусь, — усмехнулся я. — Хотя местная каша, кажется, всерьез намерена меня доконать. Как вы там? Все в порядке?
— Все в порядке, — отчеканила она. — Относительно. Карупин сегодня поймал мышь и принес ее в подарок тетушке Фуми. Прямо на подушку. Видимо, в качестве знака высшего кошачьего расположения. Тетушка была в восторге. Кажется, она до сих пор пытается отмыть подушку. А наш сосед, Исаяма-сан, решил заняться бонсаем. Купил себе крошечную сосну в горшке и теперь разговаривает с ней по три часа в день. Говорит, обсуждает с ней проблемы мировой экономики и скачков на фондовом рынке.
Я рассмеялся, и смех эхом отразился от стерильных стен палаты. Картина была настолько живой, что я почти видел, как тетушка Фуми с веником гоняется за гордым Карупином, а старик Исаяма, нахмурив брови, читает лекцию по макроэкономике маленькому, беззащитному деревцу. Мия-сан удивленно на меня посмотрел, и я взглядом извинился за шум. Затем мы еще немного поболтали о том, о сем. Трубка, как горячая картошка, переходила от одного ребенка к другому, так что наговориться я смог со всеми. И в конечно счете телефон снова вернулся к Хане.
— Передавай всем еще раз привет, — сказал я, чувствуя, как на душе становится теплее от этих простых, домашних новостей. — Я скоро приеду.
— Давай, не задерживайся, — буркнула она, но я слышал в ее голосе улыбку. — У нас тут без тебя слишком скучно. Некому даже язвить в ответ на гениальные мысли Кайто.
Потом я списался с Танакой. Он тут же завалил меня серией смешных стикеров с котами и коротким, но очень содержательным сообщением: «Братец, тут такое! Кенджи пытался подкатить к медсестре из интенсивки, помнишь, той, что похожа на модель с обложки журнала. Сказал ей, что ее глаза напоминают ему идеально проведенную торакоскопию. Они такие же ясные и без лишних деталей. Она спросила, не хочет ли он, чтобы она провела ему трепанацию черепа тупой ложкой, чтобы добавить его мозгам немного деталей. Весь этаж ржал, а Тайга-сенсей, проходивший мимо как раз, был в ярости. Он сказал, что уровень интеллекта в отделении упал до отрицательных значений».
Я улыбнулся и отложил телефон. Сходив на ужин, где меня снова накормили чем-то серым, безвкусным и подозрительно напоминающим клейстер, я решил зайти проведать Ино. Ее перевели в другую палату, но внутрь меня, конечно же, не пустили. Стерильность, послеоперационный период — все дела. Но у двери я встретил ее маму. Она выглядела совсем по-другому. Усталость на ее лице никуда не делась, но в глазах сияла настоящая радость и облегчение.