Выбрать главу

  - Я?! Помогал?!

  - Да, вы. Например, еще в 1921 году при вашем активном содействии бывший эсер Циновер, злейший враг советской власти, незаконно пересек советско-польскую границу.

  - Циновер? Впервые встречаю эту фамилию. Советско-польскую границу в 1921 году, сразу после войны, переходили все, кому не лень, и кому лень тоже. Ее на то время фактически не было. Как можно содействовать человеку в том, что он и сам в состоянии сделать?

  - Деньги ему давали?

  - В 1921-м я не мог устроиться на службу, голодал, не получая ни пайка, ни жалованья, жил за счет редких лекций по естественным наукам для солдат

  и матросов, иногда давал уроки иностранных языков, как и жена. Нам нечем было тогда жить.

  - Нет, вы обманываете. В годы Нэпа в Петрограде посещали несколько мистических кружков разной направленности, где, помимо всего прочего,

  собирали средства для нескольких десятков отъезжающих, снабжали их картами, ценными вещами, поддельными документами.

  - Смешно слушать! Эти мистические кружки возникали и распадались очень быстро, служа прибежищем для растерявшейся интеллигенции, не обязательно антисоветской. Политикой там и не пахло. Духов вызывали, признаю, гадали по руке, на арканах Таро и на рунах, читали масонскую и розенкрейцерскую литературу, делились друг с другом не деньгами, а знаниями. То, что кое-кто вскоре уехал заграницу, обычное дело, и я тут не причем.

  - Вы не покинули страну, хотя имели такую возможность.

  - И это тоже вменяете мне в вину?

  - Безусловно. Вы тогда намеренно отвергли предложения выехать, собираясь сделать все несколько позже, уже владея секретными сведениями.

  - Не понимаю, где откопали такой бред.

  - Не понимаете? А экспедиции последних лет по южным окраинам Союза?!

  Помимо научных целей, подразумевали поиск неохраняемых переходов через Среднюю Азию в Персию и Афганистан.

  - Я надеялся приблизиться к пещерам тибетских предгорий, где последние пять тысяч лет спят ламы, мудрецы погибшего мира. Они кажутся мертвыми, но на самом деле ламы должны проснуться...

  - Хватит заговаривать зубы поповскими байками! Спящие ламы, пещеры, Шамбала... Партия учит нас, что только исторический материализм...

  Тут "товарищ Али" замялся. Он не хотел подарить допрашиваемому Барченко повод к антисоветским насмешкам.

  - Ну, расскажите о подготовке побега заграницу, не тяните! Молчание лишь усугубляет дело. Итак, вы собирались с тремя учениками переодеться в узбекский костюм и уйти из СССР под видом паломников в Мекку...

  Барченко молчал. Чекист взвивался словно кобра, ему не хватало раздуваемого капюшона, широкого, кожистого, сатанински-темного.

  Ужалившая индийская кобра неожиданно вернулась к Барченко спустя много лет. Выходит, вся моя жизнь после ее укуса подарена зря, и она сейчас так нелепо кончится?

  - Мама, мама, что мы будем делать? - опять пришел детский стишок.

  - Мне нечего сказать - устало ответил узник. Про себя он добавил - я и не знал, что можно умирать дважды...

  - У вас нет никаких просьб и пожеланий? - спросил "Али".

  - Дайте мне тетрадку и ручку.

  - Хорошо, только писем мы не передаем.

  - А это не письмо. Хочу записать результаты моих исследований энергетических полей.

  "Али" скривился. Обычно перед расстрелом у него просили вино, женщину, яду, конфеты...

  Барченко записывал в тетрадь весь вечер и часть ночи, пока его не повели.

  Он передавал все, что успел понять в этом ненормальном мире за свою ненормальную жизнь. Делился тем, к чему шел с 5 класса гимназии, когда противный морфинист заставил купить брошюрку "Тайны Изиды", тем, что мог знать и передать незримыми путями его предок Авраам Исаевич из местечка Бар, жизнь которого Барченко так и не успел восстановить до конца. Когда-нибудь эту тетрадку вытащат из сейфа. Нет в мире никакой силы, которая заставит меня поверить, будто ее сожгли осенью 1941г. Рукописи не горят. Она рано или поздно всплывет, и тогда все встанет на свои места. Остается только ждать.

  На расстрел его вывезли 25 апреля 1938 года, когда на деревьях развернулись первые клейкие листочки, через 15 минут после вынесения приговора.

  Грузовик, замаскированный вкусной надписью "Мясо", подпрыгивал на ухабах. Стояла кромешная тьма.

  - Моя душа целиком и полностью в Твоей власти, Господи! Не верь этому обманщику, сыну погибели, я не принадлежу ему, чернокрылому, я с Тобой...

  Меткая пуля оборвала последнюю фразу Александра Васильевича Барченко.

  Его душу подхватил цепкими лапками лучезарный археоптерикс и потащил на самую вершину сверкающей неземным светом высоченной лиственницы. Под ее корнями сидел ручной волк Борзенька, а еще сворачивалась и разворачивалась своими пестрыми кольцами большая змея, похожая на ту, что приснилась однажды, и на ту, которая угостила Хаву ворсистым персиком. А тело было кремировано и развеяно, как в проклятии, над полями Бутовского полигона в Подмосковье.

  - Прости меня, сказал археоптерикс, что не успел прилететь.

  - Прости меня, я не добежал - склонился волк.

  Простите меня, добавляет автор, что роман получился таким.

  Но что сделано, то сделано. Больше добавить нечего.

<p align="right">

 </p>