Внезапно я почувствовала скользкую чернильную руку Доктора в своей руке, и он потащил меня подальше от людей. Мы побежали – конечно же, не к выходу из здания, а к другой двери, – и оказались в мастерской. В ней находились десять-одиннадцать печатных станков – здоровенных машин из дерева и металла – и куча огромных пачек бумаги. На стенах сушились новенькие «Черные пенни». Множество профилей королевы Виктории взирали на марки слева от них. Я знала, что это королева Виктория, но для меня она выглядела по-другому. Доктор объяснил, что этот профиль рисовали, когда она только взошла на престол, а когда мы с ней познакомились (я же говорила, что мы с ней знакомы? она меня чуток пугала), она была на сорок лет старше.
Я помогла Доктору подтолкнуть печатный станок ко входу. Едва мы успели его пододвинуть, как с другой стороны двери послышались удары чернильных людей. Я огляделась в поисках другого выхода из комнаты и внезапно заметила, что мы не одни. В углу помещения свернулся мужчина. Он пытался спрятаться за котелком, что ему явно не удавалось. Его руки были испачканы чернилами, но не так сильно, как у тех людей. Я подошла к нему и спросила, как он себя чувствует. Он начал бормотать: «Я должен слушаться, должен слушаться». Прямо как зомби. Доктор спросил, кого он должен слушаться, и тот ответил: «Королеву». Доктор отметил, что это очень похвально, а затем поинтересовался, чего от мужчины хотела королева. Тот ответил: «Убивать». Этот ответ похвальным точно не был.
Доктор вытащил из кармана старинные часы на цепочке и начал раскачивать их перед глазами мужчины. Он постепенно успокоился, а вместе с ним и я. Не успела я опомниться, как Доктор пытался привести меня в чувство. Мужчина уже был в сознании и теперь казался совершенно нормальным. Он сказал, что его зовут Томас Скотт, он работал на печатном станке. Мужчина объяснил, что узор марок был выгравирован на металлической пластине, желобки которой заполнялись чернилами. Один из рабочих вытирал лишние чернила, а затем Томас Скотт опускал рычаг так, чтобы пластина плотно опускалась на бумагу и оставляла на ней рисунок из чернил.
Доктор попросил мужчину вспомнить о случившемся, и через несколько минут тот сказал, что начинает припоминать. В мастерской появилось странное создание – тощее желтое чудовище с огромными фиолетовыми глазами. Доктор спросил, было ли оно гибким, словно сделанным из резины, и Томас с удивлением согласился. Доктор улыбнулся, словно над его головой появилась лампочка, и сказал: «Ага! Хоботи». Хоботи, как он нам объяснил, были пришельцами (даже не спрашивай, как мужчина отреагировал на это слово), и, если Доктор не ошибался, этот инопланетянин решил захватить Землю.
К этому моменту люди стали еще сильнее пробиваться через дверь, и я начала волноваться, сдержит ли их печатный станок. Тем временем Доктор объяснял, что хоботи – знатоки гипноза, но обычно для передачи сигналов они используют какой-то проводник. Он спросил Скотта, чем занимались в мастерской те, кто пытался пробиться через дверь, и тот ответил, что они были чернильщиками – людьми, которые заполняли станки чернилами. Они вдруг сошли с ума и напали на курьера, который доставил в типографию бумагу (полагаю, он и был в бочке). Мы с Доктором тут же вспомнили, какими грязными были те люди, и одновременно воскликнули: «Чернила!», но затем поняли, что сами ими покрыты.
Краем глаза я увидела нечто желтое, но не смогла на нем сосредоточиться. Я слышала лишь то, что Доктор говорил о марках. «Идеальный проводник! – сказал он. – В этом году люди отправят миллионы писем, и если на каждом будет марка, на которой хоботи сможет сосредоточить свою гипнотическую силу…»
Но его голос затих. Я видела лишь листы с «Черными пенни», сотни сотен королев Викторий. Каждая из них повернулась ко мне. «Ты будешь убивать, – сказала она сотней голосов. – Убивать, убивать, убивать…» И я знала, что ее нужно слушаться.
Краем уха я слышала глухой треск выбивания двери, но не обращала внимания ни на что, кроме королевы Виктории, которая смотрела на меня с марок. Но затем я поняла, что Виктория не такая. Я знала ее, настоящую королеву. Да, она была той еще занудой, но марочная Виктория была совсем другой. Мне все это привиделось.