— Это неизбежно, — первым откликался Миша. — Слишком много стали мы знать в каждой отдельной области, чтобы врач мог осилить все вместе. Нужны узкие специалисты.
— А кто же тогда посмотрит на больного, как на человека? Кто заглянет ему в душу, поговорит с ним, наконец, пожалеет, а не ограничится записью: «Урологических заболеваний нет», — все больше воодушевляясь и распаляясь, продолжал Алик. — Ведь это жуть, что получается: разодрали больного по отдельным органам и потеряли человека!
— Что же, по-твоему, следует остановить процесс науки? Или ввести специальную должность врача по всем болезням? Предполагается, что им является районный врач, — вступал в разговор Алексей.
— Районный врач! — саркастически хохотал Алик. — Ой, не могу! Да он так всегда спешит, что ставит больному вместо термометра карандаш. Что уж тут говорить о душе? Прости меня, но я не догадывался, что ты так ограничен.
— И я того же не знал о тебе, — парировал Алексей.
Обычно такие споры, где обе стороны были правы, затягивались надолго.
В один из теплых майских вечеров, когда сквозь распахнутые окна в комнату с улицы врывались крики мальчишек, перезвон трамваев, а из общежития напротив слышались звуки патефона, Миша захлопнул учебник по глазным болезням, сказал:
— Не могу заниматься. Все время думаю о том, что пройдет несколько месяцев, мы разъедемся по медвежьим углам и о времени, проведенном в Ленинграде, будем вспоминать с тихой грустью и слезами на глазах, как о чем-то далеком, прекрасном и безвозвратно потерянном.
— А мы с тобой, два идиота, сидим все вечера над книгами, чтобы удовлетворить тщеславие и получить пятерку? — продолжил его мысль Алексей.
— Конечно, — засмеялся Миша. — Потом станем жалеть, но будет поздно. — Он посмотрел на приятеля. — Отсюда какая мораль, пан Сикорский?
— Пошли в Дом учителя. Потанцуем часок.
Они быстро побрились, переоделись и вышли на улицу. Вчера Алексей получил письмо из Москвы. Миша не удержался, спросил:
— От кого?
Алексей нахмурился, он не любил расспросов, но ответил:
— От Геннадия. Он демобилизовался, учится в Московском университете. — И, помолчав, добавил: — Они переехали в Москву.
— А Лина?
— Что Лина?
— Замуж вышла?
— Не знаю.
— Наверное, не вышла, — словно бы про себя сказал Миша. — Написал бы тогда.
В танцевальном зале, как всегда, было много курсантов. Неожиданно Миша толкнул Алексея в бок.
— Смотри, твоя поклонница.
Напротив, у стены, действительно стояла и оживленно разговаривала с подругой Ада.
— Пригласим их обеих, — предложил Миша. — Ты ее, а я подругу.
Они танцевали весь оставшийся вечер и вместе пошли домой.
С этого дня Алексей по вечерам стал исчезать и возвращался глубокой ночью. О своем появлении он уведомлял, швыряя камешки в открытые окна. Миша спал крепко, и Алексею приходилось бросать много камней. Когда камни попадали в Мишу, он просыпался и отворял дверь. Открыть ее ключом снаружи было невозможно, потому что соседка всегда задвигала изнутри толстый засов.
Алексей молча входил, умывался, чистил зубы и ложился спать. Никаких рассказов о том, где он пропадает по ночам, но Миша догадывался, что он встречается с Адой. Сдержанность и немногословие Алексея обижали Мишу. Он считал, что нельзя дружить, ничего не рассказывая о себе. Но с Алексеем дело обстояло именно так. И с этим приходилось мириться.
В одну из ночей, когда Алексей пришел особенно поздно, Миша спросил его:
— У тебя что с ней, серьезно?
— Нет, — с готовностью ответил Алексей. — Сегодня был последний раз. Мирно и навсегда расстались.
— Правильно, — одобрил Миша. Частые отлучки друга были ему не по душе. — Три дня до глазных. Нужно успеть прогнать все по билетам.
На этот раз Алексей ложиться спать не спешил.
— Хочешь знать, меня все больше занимают мысли будущем, — неожиданно сказал он. — Близится окончание Академии. Большинство ребят озабочены, на какой флот и в какую часть попадут служить. Меня это мало тревожит. Главное — к чему стремиться, какие цели ставить перед собой. Попросту говоря, ради чего жить. Без этого жизнь не интересна, лишена смысла.
— Существует абстрактная формула, годная для всякого порядочного человека, — жить, чтобы служить людям, отдать все силы и знания ради их благополучия и счастья, — ответил Миша, для которого любой философский разговор был интересен даже глубокой ночью. — Вероятно, это и есть то главное, чему мы должны посвятить себя как врачи.