— Остается на корабле? — уточнил Алексей.
— Если бы так, милый мальчик. Я чувствую, что у него есть другая женщина… — Алла Сергеевна вздохнула, положила в тарелку Алексея вторую котлету. — Ешьте. Вы молодой. Вам надо есть много мяса…
Иногда, прежде чем Алексей успевал уйти, приезжал Потапенко. Дом его находился на улице Ленина в центра города, и Алексей спрашивал:
— Разрешите остаться на берегу?
— Сегодня ваша смена?
— Нет, не моя.
— Не разрешаю. Для того и существует график схода офицеров на берег, чтобы его соблюдать.
«Чертов формалист», — думал Алексей, спускаясь по лестнице вниз, обиженный отказом командира. Он уже успел запомнить некоторые изречения, которые любил употреблять Потапенко и которые прочно вошли в морской фольклор, и злорадно повторял вслух эти сгустки флотской «мудрости»: «Отвечай по-матросски кратко, будто даешь телеграмму за свой счет». Но выйти на улицу обычно не успевал, так как с площадки третьего этажа раздавался голос командира:
— Сикорский! Оставайтесь в городе!
Видимо, Алла Сергеевна успевала насесть на мужа и заставить его изменить решение.
Но однажды «формалист и солдафон» Потапенко защитил его от унижения. Месяц назад на корабли из санитарно-эпидемиологической лаборатории пришел майор медицинской службы Терехов. Низенький, пожилой, чуть глуховатый, он лазал по старенькому «Теодору Нетте», как ищейка, выискивая грязь длинным отполированным ногтем. Он забирался этим ногтем в щели переборок на камбузе, в трещины разделочной колоды, ящики стола и, найдя грязь, совал палец под нос Алексею и спрашивал с нескрываемым злорадством:
— Это что? Что это, я вас спрашиваю?
Он успокаивался только после того, как Алексей отвечал:
— Это грязь, товарищ майор.
— Вот-вот, — говорил он.
Уже сорок минут Алексей послушно ходил за неутомимым Тереховым. Майор был несправедлив. Ясно, что он поставил своей целью написать акт и добиться наказания Алексея «за слабый санитарный контроль». Кроме того, он обставлял свою проверку так унизительно, что Алексей больше терпеть не мог.
— Мне нужно отлучиться, — сказал он майору.
Тот удивленно взглянул на него.
— Идите, только быстрее возвращайтесь.
Алексей поднялся на палубу, лицо его горело от обиды. Именно в этот момент его увидел Потапенко.
— Что случилось, Сикорский? — спросил он. — Кто вас расстроил?
И, выслушав сбивчивый рассказ о вредном майоре, приказал:
— Пришлите его ко мне.
Узнав, что его вызывает командир, Терехов удивился, но послушно постучал в каюту Потапенко. Минут двадцать тот не принимал его, каждый раз говоря: «Занят, подождите». Когда Терехов вошел наконец в капитанскую, отделанную красным деревом, каюту, Потапенко окинул его быстрым и опытным взглядом старого строевика, увидел оторванную пуговицу на рукаве кителя, пыльные ботинки и снял трубку оперативного телефона.
— Суворов? — назвал он начальника медико-санитарной службы флота, — Здоров. Потапенко говорит. Что ты присылаешь ко мне для проверки разгильдяев? Да, пришел чистоту проверять, а у самого китель без пуговицы, ботинки давно не чищены. Что? Как фамилия? Как ваша фамилия? — обратился он к майору. — Терехов. — И, повесив трубку, повернувшись к майору, так и не предложив сесть, сказал: — Идите и в таком виде на мои корабли больше не приходите.
Спустя неделю, случайно повстречав Алексея на улице, Терехов поздоровался первым, спросил:
— Удивляюсь, как вы можете служить с таким человеком?
В ответ Алексей только недоуменно пожал плечами.
Однажды посреди дня Алла Сергеевна позвонила мужу и сказала, что плохо себя чувствует и просит прислать врача.
Входная дверь была не заперта. В спальне на широкой кровати, под шелковым одеялом в кружевном пододеяльнике, лежала хозяйка дома.
— Сделайте мне укол камфоры, Алеша, — попросила она слабым голосом.
Алексей взял ее руку. Пульс был полный, четкий.
— Пульс хороший. Зачем вам камфора?
— Вы можете один раз не спрашивать «зачем?», а сделать то, о чем вас просят?
Алексей сообразил. Кажется, ей нужно, чтобы в комнате пахло камфорой.
— Может быть, я просто разобью пару ампул? — предложил он.
Алла Сергеевна кивнула.
Алексей разбил ампулы, и вся комната наполнилась острым запахом.
— Понимаете, Алеша, — смущенно сказала Алла Сергеевна. — Он опять не ночует дома. Третью ночь я не знаю, где он. Но Сема меня жалеет. Это единственное, что осталось от нашей любви. — Она шмыгнула носом, но, надо отдать ей справедливость, быстро взяла себя в руки, — Женщина существо слабое. Все ее оружие — красота и немного хитрости. К сожалению, красота быстро уходит. — Она опять шмыгнула носом, высморкалась. — Скажите ему, что мое состояние очень серьезное. Что вы опасаетесь за сердце. Если он узнает, что мне плохо, он никуда не будет ходить… Скажете?