— Хорошо, Миша. Я лечу. Успокой Тосю. Скажи — все будет в порядке. Позаботься, чтобы встретили и подготовили все для операции.
Он положил трубку и несколько мгновений стоял возле стола, погруженный в свои мысли, не видя ничего, не слыша, как тонко звенит зуммер соседнего телефона. Потом пригласил секретаршу.
— Срочно вызовите ко мне анестезиолога Котяну и операционную сестру Бурундукову. Заготовьте для меня и для них командировки в Симферополь. Возьмите билеты на самолет на ближайший рейс. Кстати, вы не помните, во сколько он?
— Ближайший рейс в двенадцать сорок. Вы успеете на него. За билетами я сейчас пошлю шофера. Он уже ждет в машине. Затоцкий в приемной.
Не зря он так высоко ценил Стеллу Георгиевну. Она всегда все знала, умела наперед предусмотреть даже то, чего он еще сам не решил.
— Спасибо, — сказал Василий Прокофьевич.
Выезжая на тяжелые операции в другие города, он всегда брал с собой анестезиолога и операционную сестру. Анестезиолог Котяну молдаванин. Он молод, худ, неразговорчив, но, когда он дает наркоз, Василий Прокофьевич спокойно оперирует. А операционная сестра, как говорят хирурги, вторая жена. К ней привыкаешь, она знает твои странности и привычки, и, когда она рядом, чувствуешь себя словно в родном доме, а без нее становится одиноко, сиротливо. Теперь оставалось договориться с Москвой, с ответственным товарищем в министерстве, ведающим международными связями. Василий Прокофьевич набрал номер.
— Юрий Петрович? — спросил он, услышав в трубке знакомый рокочущий бас. — Добрый день. Профессор Петров из Ленинграда беспокоит. Хочу доложить, что по срочному делу вылетаю в Симферополь. Да, надеюсь, что вернусь к сроку. Что значит «надеюсь»? Понимаю ли я, чем это грозит? С вас и с меня головы снимут? Что делать, Юрий Петрович, снимут так снимут. Да нет, шучу я. Что я, маленький, не понимаю? Вернусь, обязательно вернусь и сразу позвоню вам. — Он с силой шмякнул трубку на рычаги, выругался по старой памяти: — Вот обалдуй. Едва в штаны не наложил, когда узнал, что уезжаю.
Сорок минут спустя, позвонив домой и предупредив Анюту, он уже ехал в аэропорт Пулково. В машине оставалось свободное место и Алексей захотел проводить Васю. Впереди, рядом с шофером сидела операционная сестра Бурундукова. Ей тридцать два, никогда не была замужем. Василий Прокофьевич считает, что именно из таких женщин, молодых, здоровых, не обремененных семьей, получаются наилучшие работники. Домой она никогда не спешит, только позови и с удовольствием летит в самую дальнюю командировку. Сзади устроились втроем. Минут десять ехали молча, каждый думал о своем. Потом Вася спросил Алексея:
— Как живешь в Таллине, чем занимаешься? Почему не зайдешь никогда? Ведь, наверное, в Ленинграде бываешь?
— Бываю, конечно, — с готовностью признался Алексей. — Раза два в году, не меньше. Но, понимаешь, чем больше дистанция с момента окончания Академии, чем больше не видишься, тем сложнее это становится. — Он помолчал, улыбнулся. — Да и скакнул ты высоко. Невольно думаешь, что помешаешь, нарушишь какие-то планы, важные дела.
— Глупо все это, — искренне сказал Василий Прокофьевич. — Конечно, портимся с годами, суровеем, надуваемся. Но лично я, чего мне врать, всегда рад, когда старый товарищ зайдет. Особенно близкий. И Анюта тоже. — Он взглянул часы, попросил: — Давай, Леша, рассказывай. Аэропорт скоро.
— Нечего особенно рассказывать. Кем был в начале службы, почти тем же и остался. Флагманский врач эскадры. Хозяйство большое, корабли ультрасовременные, хлопот по уши, плаваем часто и подолгу. Помнишь старую поговорку: «В море дома, на берегу в гостях»? Так это про меня. Много стран повидал. Недавно в Касабланке старого графа Апраксина встретил, потомка тех, чей двор на Садовой. Занятный старик. Все не верил, что русские могли построить такой корабль.