— Прикажите, пожалуйста, принести полдюжины кислородных подушек, систему и бутылку чистого спирта, — попросил Черняев.
Он сам наладил систему, вставил Якимову тонкие катетеры в нос, ввел в вену полкубика строфантина, усадил рядом с койкой сестру. Прошло несколько часов. За это время начальник терапевтического отделения показала ему пятерых тяжело больных, покормила настоящим борщом со свежим хлебом. После вкусного сытного борща Черняев почувствовал себя нехорошо — закружилась голова, появилась дурнота, слабость. Он лег в ординаторской на кушетку и долго лежал неподвижно. Поздно вечером Черняев снова тихонько вошел в палату. Теперь Якимов дышал ровнее, лицо его чуть порозовело, мокрота при кашле стала желтой, вязкой. Он снова прослушал летчика. Хрипы в нижних отделах стали влажными, как при пневмонии. Отек легких больше пока не угрожал.
— Что мне ответить командующему? — спросил, прощаясь, начальник госпиталя.
— Сейчас ему чуть лучше. Надо ждать. И не спешить отправлять дальше. Я записал все рекомендации в историю болезни.
Та же санитарная машина повезла их вдогонку первому эшелону Академии. Опять ее подбрасывало вверх, швыряло в ямы, и Александр Васильевич ворчал, ругал шофера:
— Варвар. Вурдалак. С тобой не то, что раненого, здорового не довезешь.
По дороге они настигли кучку бредущих по морозу курсантов. Спасаясь от колючего встречного ветра, ребята подняли воротники шинелей, опустили уши на шапках. У одного голова была повязана полотенцем на манер чалмы. На спинах белели вещевые мешки.
— Остановите! — Черняев сильно застучал шоферу. Едва «санитарка» остановилась, обогнав группу метров на сто, Александр Серафимович отворил дверцу, закричал: — Быстрей в машину, молодые люди!
— Нельзя всех, товарищ профессор, — взмолился шофер. — Рессоры лопнут, что я делать буду? Да и мотор не потянет.
— Прекратите разговоры, товарищ водитель, — с неожиданной строгостью оборвал шофера Черняев. И Мызников подивился, увидев мямлистого, как он считал, Александра Серафимовича в новом качестве. — Я старший машины и приказываю взять всех. Рассаживайтесь потеснее.
Среди мгновенно забравшихся в машину курсантов, еще не успевших опомниться от внезапно привалившей удачи, Александр Серафимович узнал Мишу Зайцева и Пашу Щекина. Последние месяцы эти два первокурсника были частыми гостями в его квартире. Девчонки перед их приходом буквально балдели от волнения. То, что они ждут мальчиков, было видно невооруженным глазом. В квартире торопливо наводился порядок, убирались в шкаф вещи, разбросанные по всем комнатам, предметы туалета. Стараясь оттеснить друг друга, они вертелись возле большого старинного зеркала в прихожей, а отца под любым предлогом пытались выпроводить из дома. «Кто знает, может, зятьями станут», — подумал он, бросая взгляды то на Мишу, то на Пашу. Против Миши он ничего но имеет — способный мальчик, сын его друга, а вот Паша чем-то внушает смутное беспокойство.
— А вы, молодой человек, почему в такой мороз оказались без шапки? — спросил Черняев у Васятки.
— Он едва не утонул в полынье, товарищ военврач первого ранга, — объяснил Миша. Дома он называл Черняева по старой привычке «дядя Саша», но сейчас не хотел подчеркивать близкое знакомство с профессором. — Провалился в воду. Но мешок с книгами не бросил.
— И как? Обошлось? — заботливо поинтересовался Черняев, подумав, что на долю этих желторотых мальчишек уже выпало немало испытаний. — Жара не чувствуете?
— Ничо не чувствую, — улыбнулся Васятка и посмотрел на профессора. — Скоко на охоте всяких случаев с батей бывало, а хвоста не откинули, не хворали даже.
«Хвоста не откинули», — повторил про себя Черняев и засмеялся, прикрыв рот рукой. Вероятно, это тот самый приехавший с далекого Севера юноша, о котором неоднократно рассказывал в его доме Миша. Незаметно, стараясь не привлекать внимания, Александр Серафимович взглянул на парня: типичный северянин. А подбородок массивный, тяжелый несомненно свидетельствует о силе характера.
— Рессоры лопнут, с меня начальник госпиталя голову снимет, — продолжал ворчать шофер, — Где я новые достану?
— А ты не несись как на пожар, — прервал его стенания Мызников. Он ехал в кабине и чувствовал себя командором. — Езжай медленней. И не обсуждай полученное приказание.
Шофер вздохнул, едва слышно матюкнулся и умолк.