А мое сердце снова рвалось наружу, пытаясь справиться с ударами. Я улыбнулась сквозь слезы.
- Я тоже.
Сев в машину, я несколько раз выдохнула, приводя себя в порядок. Пока Антонио укладывал мой чемодан, я взглянула в зеркало, увидев, что тушь растеклась, я прокляла себя за то, что послушала Лору и накрасилась. Обернувшись, я увидела, как Антонио заводит мотор, не сводя с меня глаз, и от этого мне стало неловко. Я отвернулась к окну, скрываясь от его глаз и ища спасение в проплывающих за окном картинах.
- Нам долго ехать?
- Нет, минут сорок, если не будет пробок – сказал он, не отрываясь от дороги.
Я отвернулась, боясь взглянуть на него и навсегда забыться в нем, в его глазах.
Господи, спаси, я обречена, любить человека, которому безразлична!
С каждой минутой я приближалась к концу. К тому, что больше не увижу своих родителей, и с каждой минутой, ком в горле, не давал мне дышать. Давясь слезами, я смотрела в окно, пытаясь справиться с эмоциями. Но чем ближе я подъезжала к дому, тем сильнее становились они. Антонио взял мою руку и сжал, словно говорил: «Держись милая, я рядом».
От неожиданности, я обернулась и посмотрела в его глаза, ища подвох. Но его глаза были направлены на дорогу, губы сжаты, а костяшки на пальцах побелели оттого, как сильно он сжимал руль.
- Спасибо – глухо прошептала я.
Подъехав к дому, я прислонилась лицом к стеклу и закрыла глаза, пытаясь справиться с эмоциями.
- Прошу, Господи прошу, дай мне сил вынести это – шептала я.
В этот момент дверь открылась и Антонио, протянув мне руку, помог вылезти из машины. Зайдя в дом, я вдохнула его запах. Запах родительского дома, запах любви и заботы, когда-то обитавшей здесь. Но этого больше не чувствовалось. Я знала, что больше здесь не будет этого.
Папа больше не распахнет своих объятий, чтобы обнять меня, не пожалеет и не погладит по голове, если я упаду, и больше никогда не поругает и не закричит, если сделаю что-то плохое. Также как и мама. Их нет, и вместе с ними, умерла какая-то часть меня. Я молча поднялась в свою комнату. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как я уехала. Все было так, как я оставила. Видимо отец надеялся, что я скоро забуду Антонио и вернусь.
Антонио занес чемодан в комнату и тихонько вышел, ничего не говоря. Я разделась и пошла в душ. Стоя под струями воды, я пыталась смыть с себя усталость, страх, боль, вину.
Вину, за то, что так и не приехала к нему, когда он столько раз просил.
Боль от того, что не смогла попрощаться с ним.
Страх, который сковывал меня словно оковами, страх, за то, что больше никому не нужна.
Смыть с себя это все, и больше не чувствовать этой ужасающей пустоты и одиночества!
Простояв так и забыв о времени, я выплескивала шквал эмоций, запертых столько времени во мне, поэтому, когда услышала голос Антонио, не сразу сообразила, что это не мое очередное видение, а живой голос.
- Адалина? С тобой все хорошо? – спросил он
- Хорошо, хорошо! Я выхожу – сказала я, испугавшись, что он войдет.
Выйдя из душа, я села за столик, и взглянув на себя, ужаснулась. Опухшие, красные глаза и такой же нос, украшали мое лицо, лучше всяких румян. И я плюнула, понимая, что могу и не краситься, да я, и не обязана.
Я высушила волосы, надела черное платье, и обула простые черные балетки, проигнорировав туфли. Последним штрихом была шляпка с черной вуалью. Оставив распущенные волосы, и надев ее, я опустила вуаль, которая прикрывала мое лицо. Мое тело прикрывало платье, а балетки ноги, и лишь моя душа была не прикрыта.
Она была обнажена и кровоточила, и не было в мире такого саванна, в который, ее можно было завернуть…
В церкви было слишком много народу, все старались выразить свои соболезнования, а мне лишь хотелось, чтобы это все поскорее закончилось. Антонио всю мессу, держал меня за руку, боясь видимо, что я могу упасть в обморок. Мое лицо прикрывала вуаль, но он видел, что по моим щекам струятся слезы. Он сжимал мою руку и старался за меня принимать все слова сочувствия, давая мне время проститься с отцом и прийти в себя.
Прийти в себя? Что это значит?
Быть вежливой и веселой? Улыбаться всем и говорить, что все будет хорошо? Что я в порядке? Что это? В таких ситуациях, человек никогда не придет в себя, не для кого, да и не зачем.
Я посмотрела на него, благодаря Бога, за то, что он делал все это за меня. Что теперь будет? Что делать теперь, когда я совсем одна? Смотря на него, я думала, кто мы друг для друга? Друзья? Враги? Непонятно.
Я мечтала лишь об одном, остаться одной и никого не видеть. Словно прочитав мои мысли, он прошептал мне на ухо.
- Скоро мы уже поедем домой, и ты сможешь побыть одна.
Стоило ему произнести эти слова, как я поняла, что не хочу оставаться одна, я хотела, чтобы он был рядом. И испугавшись, что он уйдет, я прошептала: