— Значит, так, юноша, — начал я воспитательную речь. — С этой минуты ты будешь называть Его Светлость — господин Габриэль. Понял?
— Нет, — набычился слуга.
— Бастид, выполняй, — коротко приказал герцог. — Во всем слушайся господина графа, виноват, господина Артакса.
— Слушаюсь, господин… Габриэль, — кивнул парень и с ужасом посмотрел на меня. Кажется, до него только сейчас дошло, что он совершил глупость, попытавшись хамить целому графу!
— Урок номер один, — продолжал я. — Сейчас ты быстренько соберешь все, что раскидал — скорлупу, недоеденные кости, а потом пойдешь и нарвешь крапивы.
— Зачем? — вытаращился на меня лакей.
Мне стоило большого труда сдержаться, чтобы не отвесить Бастиду затрещину, но взяв себя в руки, любезно пояснил:
— Затем, что после нас здесь будут останавливаться другие люди.
Парень пожал плечами, скривил морду (видимо, хотел сказать — кому надо, пусть тот и убирают!), но пошел выполнять. Может, собирать косточки и скорлупу было лишним (за ночь все это «усвоят» птицы), но порядок начинается с мелочей. Сам ненавижу, если приходится сталкиваться на биваках со следами чьего-то пребывания, потому, стараюсь убирать за собой.
— Господин Артакс, а зачем вам крапива? — поинтересовался маг.
— Не волнуйтесь, не для вашего слуги, — улыбнулся я.
Не мудрствуя лукаво, я взял один из дорожных мешков, захваченных Бастидом и вытряхнул его содержимое на скатерть. Как я и думал — шесть жаренных кур, груда мятых яиц. Не поленившись, обнюхал каждую тушку.
Придворный маг, поначалу не понявший моих действий, сконфуженно крякнул.
— Я понадеялся на слугу, — вздохнул Габриэль. Посмотрев на парня, тащившего на вытянутых руках охапку крапивы, строго спросил: — Бастид, кто готовил еду в дорогу?
— Наш повар, — ответил слуга. — Я ему сказал, что господин маг собирается в дорогу и ему требуется взять с собой провизию. Вчера он весь вечер жарил птиц, варил яйца. Еще есть замечательный паштет. Если что-то приготовлено плохо — я не виноват!
— Значит, так, — веско сказал я, откладывая в сторону двух кур, уже начинавших пованивать. — Вот эти птички сдохли целых два раза — первый раз, когда им отвернули головы, а во второй у тебя в мешке. Вот эти, — передал я парню еще две тушки, — ты сейчас обернешь крапивой, дня два они еще «поживут». А эти, — ткнул я пальцем в оставшуюся пару, — нужно съесть завтра. И яйца, кстати, тоже.
— Так повар… — заблеял парень.
— Что повар? Задача повара — еду готовить. А что именно готовить, ты сам ему должен сказать. Ладно, что у тебя еще прихвачено, кроме кур и яиц? Вытрясай, — потребовал я.
Парень принялся уныло развязывать второй мешок и раскладывать его содержимое на скатерти, уже переставшей быть белоснежной. Вот, теперь можно проводить ревизию наших припасов.
Так, у нас есть зелень, начинающая превращаться в сено. А еще куски твердого сыра, замотанные в холщовую ткань.
— Вот это уже лучше, — одобрил я.
Заметив, что парень выложил не все, отобрал у него мешок, раскрыл, заглянул… М-да… Глиняные горшочки, куда повар сложил паштеты, побывав в седельном мешке, представляли печальное зрелище. Пожалуй, из всего этого, нам пригодится только мешок.
— Идешь к ручью, вытряхнешь — можешь, прямо в воду, рыба от этого месива не сдохнет и постираешь мешок, — приказал я парню.
— Господин Артакс, вы не ругайте парня, — вмешался Габриэль. — Это моя вина. Я сказал мальчишке — мол, возьми с собой еды дня на три. Из головы вылетело, что в этой части герцогства нет постоялых дворов.
Все ясно. Один не додумал, второй не понял, третий не знал. В сущности, моя вина здесь тоже есть. Надо было перед отъездом согласовать все вопросы и по оружию, и по припасам. Но теперь уже нет смысла кого-то винить. Значит, моих запасов крупы, сухарей и сушеного мяса мне одному хватило бы на неделю, а на всех — на два-три дня. На пару дней есть кура и сыр. Ну, неделю продержимся, а там будут цивилизованные места, с постоялыми дворами, трактирами и всем прочим.
Ночью мне приснился странный сон — я, со своим самым первым десятком, где еще все живы, никто не скурвился, пошли в разведку. И тут, как на грех, откуда-то из пустоты (во сне и не такое бывает!) прилетела стрела, впилась в живот одноногого Жака Оглобли (почему одноного? в те времена у него были обе ноги!). Оглобля принялся громко стонать, а я, в опасении, что он может нас выдать, решил перерезать ему горло.
— По-мо-ги мне, — проскулил Жак, а я, прекрасно помня, что совсем недавно он меня предал (ну да, через двадцать лет!), не смог добить раненого, а попытался остановить кровь. Неожиданно, Оглобля куда-то пропал, но стоны были слышны.