Муж Рады, высокий, но нескладный мужик со светло-рыжей бородой и русыми волосами, собранными в хвост, подошел к ним, глядя на спасителей своей дочки странным взглядом, словно не знал, как поблагодарить за то, чего не смог сделать сам, а должен был. Посмотрел-посмотрел, да и, кивнув, пошел топить баню.
Брок на это лишь пожал плечами. Сам бы он никогда своего, да и чужого, впрочем, ребёнка не отправил на съедение чудовищу. Как после такого жить? Но спорить… В чужой монастырь, как говорится, со своим уставом не ходят.
Оглядевшись по сторонам, Брок поймал взгляд Литы, стоящей в кругу обмерших подружек, явно ещё не до конца поверивших в счастливое ее возвращение, подмигнул ей. Оскалившись, постучал ногтем по зубам.
Лита всплеснула руками и выудила из потайного карманчика внутри жилетки большой клык, заставляя окруживших ее плотным кольцом подружек испуганно взвизгнуть.
Барнс тоже посмотрел на девочку и улыбнулся. Он почему-то представил, как Брок хвастается подарком, таким же здоровенным клыком, перед Страйком, и улыбнулся. Это должно было быть забавно.
Их проводили в дом, очень добротный, но явно небогатый снаружи. Обувь пришлось оставить в сенях, Рада глянула, конечно, на их ботинки, но ни слова не сказала, хотя Барнс был уверен, что ничего подобного она не видела.
В самом доме было прибрано, светло, чисто и печально. Барнс бы не смог объяснить, как он это понял, но в доме главенствовала печаль, которая с их появлением стала рассеиваться. Он задумался, сколько семья готовилась к тому, что их ребенка отдадут на заклание, но спрашивать не стал.
Просторное помещение дома было разделено печкой, которую Барнс видел однажды, когда-то очень давно в заброшенной русской деревне. Тогда отряд солдат вместе с ним добирался до места эвакуации, но разыгралась метель, и пришлось искать место для ночлега. Там было также: большое помещение и печь посередине, делящая их на два. Барнс знал, что за печью оборудовано что-то вроде спальни.
Их посадили на большой добротный стол, на котором тут же появилась застиранная сероватая, но с искусной вышивкой, скатерть и простая еда. Поздней весной еще мало что поспело, чтобы ставить на стол свежее, поэтому на столе появились соленья, молоко, компот, бутылка с мутноватой жидкостью, сыр и чугунок вареной картошки, еще горячей. Еда была простая, но вполне достаточно, чтобы накормить двух здоровых мужиков, если один из них не суперсолдат.
Барнс даже подумал, что зря он не поймал ту пару ушастых зверей, сильно похожих на зайцев, да, наверное, зайцами они и были, сейчас бы и мясо на столе было какое-никакое. Сидя за накрытым столом, на который Рада ставила и ставила, Барнс понимал, что она потрошит все свои запасы, какие есть, и состояние у него было двойственным.
С одной стороны, обижать хозяев отказом не хотелось, они могли подумать о них все, что угодно. С другой, объедать немаленькую семью было неудобно. Вот и сидел Барнс в недоумении.
— Рада, а этот Кабуру только вашу деревню донимал? — спросил он, пытаясь прикинуть размер территорий зубастой твари.
При упоминании о клыкастом монстре она крупно вздрогнула, чуть не выронив из рук тарелку, вжала голову в плечи, непроизвольно стараясь стать как можно меньше, но всё-таки взяла себя в руки и обернулась к столу.
— Нас и ещё три окрестные деревни. А почему донимал?
— Нет его больше, — пожал плечами Брок, налегая на картошку с зелёным луком.
Родители Литы недоверчиво переглянулись, и Брок, хмыкнув, вынул из кармана подаренный Барнсом клык, подкинул его на ладони, демонстрируя главе семейства, и тут же убрал обратно. Такой трофей он в руки не даст никому.
— Благослови вас боги! — и мать, и отец Литы повалились на колени там же, где и стояли. — Тоська! — громко крикнула Рада. — Старосту клич, убили Кабуру!
Такой же лохматый, как и Лита, мальчишка, старше её лет на шесть, замер в дверях с открытым ртом, но под гневным взглядом матери тут же сорвался с места и выбежал из избы.
Барнс не привык, чтобы при нем бухались на колени и чуть ли не молились на него, перед Радой было неловко, а Ренат, отец Литы, почему-то злил. Наверное потому, что у Барнса в голове не укладывалось, как можно отдавать детей зверюге, не ища при этом способ его победить.
Вспомнился тощий, вечно болеющий Стив, который всеми правдами и неправдами желал попасть на войну, и у него получилось. И тут бы получилось. Хотя как убить того, который убивает сам, только подумай ему навредить? Барнс понимал, что слишком строг к деревенскому люду, надо проявить больше понимания, ведь традиция же. Ему вспомнился миф о Минотавре, который ведь тоже взялся не из ниоткуда, но там все же нашелся смельчак. А тут за несколько поколений никого не нашлось.
Глядя на Брока, как тот уминал картошку, Барнс подумал, что тоже стоит что-то съесть, и принялся за соленые огурцы.
— Эм.. Кхм… — Ренат явно не знал, как к ним обращаться. На “господ” они не походили, для “мужиков” были слишком круты, других обращений, похоже, в ходу в деревне не было. — Может, это, налить вам? — он взялся за бутыль с мутноватой жидкостью, очевидно, самогоном. — Сам делал.
— Я Баки, — чуть улыбнулся он, чтобы мужик не мучился, придумывая, как их назвать, и кивнул Ренату. — Можно и налить. По одной.
Ренат кивнул и быстро выставил на стол четыре искусно вырезанные из дерева маленькие чарочки. Разлив, он подал Броку с Барнсом по одной, а потом взял свою и последнюю вручил жене.
— Ну, за спасителей наших! — и хлопнул до дна.
Брок выпил залпом и занюхал краюшкой хлеба, выдохнул. Он не особо жаловал самогон, тем более такой дрянной, предпочитая алкоголь другого сорта, но за себя и Барнса грех было не выпить. Ренат разливался соловьём, благодарил спасителей дочери, но Броку больше была интересна именно Рада, слишком сложным у неё было лицо.
Он долго рассматривал бледные, сжатые в тонкую линию губы, болезненно-худые руки. Единственное, что в ней было живым — это глаза, огромные, на половину лица озёра, полные чёрной колдовской воды.
Рада перехватила взгляд Брока, спала с лица, но оглянувшись на хмелеющего на глазах мужа, безмолвно спросив у него что-то, густо покраснела и поднялась.
— Пойдёмте… господин, — заикаясь и сбиваясь на полуслове, поманила она Брока куда-то в сени.
Пожав плечами, он поднялся. Всё равно хотел поговорить нормально, разузнать, давно ли у них такое происходит, что три деревни боятся какой-то страховидлы и детей им скармливают. Брок даже обуваться не стал, помня про обещанную баню.
Около низкой двери в холодную Рада замялась, слишком явно пытаясь справиться с собой, дрожащей рукой отворила дверь и отодвинула цветастый полог, пропуская Брока внутрь. В тёмной комнатке с низким бревенчатым потолком душисто пахло сушёными вениками и какими-то травами. Из парилки тянуло жаром. Тихо, едва различимо всхлипнув, Рада потянула завязки на вороте домотканой рубахи.
— Ты чего это, красавица, не надо этого, — схватил её за руки Брок и тут же отпустил. Женщину била мелкая нервная дрожь, глаза покраснели, налились слезами. — Давай-ка ты сядешь и успокоишься. Что за мир то у вас такой дикий? — буркнул он, присаживаясь рядом. — Это кто тебя надоумил?
— Вы так смотрели на меня… — всхлипнула Рада, зажав трясущиеся ладони между коленей. — И спасли мою дочь, и Кабуру убили…