Однако я мог подвергнуть сомнению философские и практические основы марксизма. Правда, мои познания о марксизме были весьма ограниченными, и в политических дискуссиях с коммунистами мне мешало недостаточное знание марксистской философии. Я решил исправить это.
Я приобрел полное собрание сочинений Маркса и Энгельса, Ленина, Сталина, Мао Цзэдуна и других основоположников коммунистической идеологии и углубился в философию диалектического и исторического материализма. Безусловно, у меня было крайне мало времени, чтобы тщательно изучить их произведения. Меня весьма заинтересовал «Манифест Коммунистической партии», наряду с этим «Капитал» меня буквально измучил. Тем не менее идея бесклассового общества показалась мне привлекательной. На мой взгляд, она чем-то схожа с традиционной африканской культурой, для которой характерны такие черты жизни, как общинность, коллективизм. Я был полностью согласен с основным изречением Карла Маркса, в котором нашли отражение простота и благородство золотого правила: «От каждого по способностям, каждому по потребностям».
Диалектический материализм, как прожектор, высветил для меня причины расового угнетения. Кроме того, он предложил те инструменты, которые можно использовать, чтобы положить конец этому угнетению. Это помогло мне взглянуть на ситуацию иначе, чем только через призму отношений между чернокожими и белыми. Ведь для того, чтобы наша борьба увенчалась успехом, мы должны были преодолеть конфликт между чернокожими и белыми, выйти за его пределы. Научные основы диалектического материализма меня привлекли, поскольку я всегда был склонен доверять тому, что можно проверить. Анализ экономики на основе материалистического подхода также показался мне верным. Идея о том, что стоимость товара зависит от количества затраченного на него труда, по моему мнению, особенно подходит для Южной Африки. Правящий класс платил африканцам прожиточный минимум, а затем добавлял стоимость к стоимости тех товаров, которые они производили.
Призыв марксизма к революционным действиям был поистине музыкой для борца за свободу. Столь же привлекательной мне показалась и идея о том, что история развивается через борьбу и перемены, происходящие путем революционных скачков. Читая марксистские труды, я нашел очень много информации, относящейся к тем проблемам, с которыми на практике приходится встречаться политикам. Марксисты уделяли серьезное внимание национально-освободительным движениям. Советский Союз, в частности, активно поддерживал национальную борьбу многих народов, находившихся под колониальным гнетом. Это была одна из причин, по которым я изменил свой взгляд на коммунистов и принял позицию руководства Африканского национального конгресса, состоявшую в привлечении марксистов в ряды организации.
Однажды мне задали вопрос, как я могу совмещать африканский национализм с диалектическим материализмом. Я не вижу между ними никаких противоречий. Я был, прежде всего, африканским националистом, который вел борьбу за наше освобождение от господства меньшинства, за право нам самим решать свою собственную судьбу. Но в то же время Южная Африка и Африканский континент являлись частью большого мира. Наши проблемы, хотя и специфические, не были какими-то совсем уж уникальными, и философия, которая помещала эти проблемы в международный и исторический контекст большого мира и развития всеобщей истории, была ценной для нас. Я был готов использовать любые средства, чтобы ускорить преодоление существовавших предрассудков и положить конец шовинистическому национализму. Мне не нужно было становиться коммунистом, чтобы взаимодействовать с членами компартии. Я обнаружил, что африканских националистов и африканских коммунистов гораздо больше объединяло, чем разделяло. Циники всегда предполагали, что коммунисты использовали нас в своих целях. Но кто может с полной уверенностью подтвердить, что мы точно так же не использовали коммунистов в своих целях?
14
Если у нас еще и оставались какие-то надежды или иллюзии относительно Национальной партии до ее прихода к власти, то после этого мы быстро от них избавились. Угрозы националистов «поставить кафров на место» не были пустыми звуком. Помимо Закона о подавлении коммунизма, в 1950 году были приняты еще два закона, которые, по существу, сформировали базис апартеида: Закон о регистрации населения и Закон о групповых областях. Как я уже упоминал, Закон о регистрации населения уполномочил правительство официально классифицировать всех южноафриканцев в зависимости от принадлежности к той или иной расе. Раса стала определять все аспекты жизни южноафриканского общества. Произвольные и бессмысленные тесты для того, чтобы отличить чернокожего африканца от цветного, а цветного – от белого, часто приводили к настоящим трагедиям, когда членов одной и той же семьи могли классифицировались по-разному и отнести к разным расам в зависимости от того, был ли у ребенка более светлый или более темный цвет кожи. То, где человеку разрешалось жить и работать, могло зависеть от таких абсурдных понятий, как степень завитости волос или размер губ.