— Лиля, — окликнул он негромко.
И она услышала, нет — скорее почувствовала что-то необычное, просящее в его всегда уверенном голосе. Это и заставило ее вернуться.
Теплый свет угасающего дня просачивался сквозь шторы, скрадывал очертания предметов, делал все вокруг созвучным плавным завораживающим линиям двух обнаженных тел. С закрытыми глазами Лиля водила тонкими пальцами по шее Эдгара, по губам, по упрямому с ямочкой подбородку.
— Это и есть твое срочное дело? — Ее рука скользнула вниз, к ложбинке возле шеи.
— Точно, — Эдгар приподнялся на локте, ласково коснулся губами ее черных как смоль бровей, опущенных ресниц. — Я два билета купил… в Ригу.
— Фантастика… Да ты просто граф Монте-Кристо, — блаженно улыбнулась она, не открывая глаз. — Значит, так… Поселимся в шикарном отеле, накрахмаленная горничная будет по утрам приносить мне в постель кофе… Или не так. Будем жить в укромном шалаше среди пустынных дюн…
— Ну зачем же? — рассудительно возразил он. — А хороший коттедж на берегу моря тебе не подойдет?
— Коттедж? — насторожилась она и открыла глаза. — Вместе с твоими родителями?
— А чем тебя мои родители не устраивают? — нахмурился Эдгар.
— Да все меня устраивает, — неопределенно улыбнулась Лиля, — кроме того, что у меня завтра худсовет.
Она ловко выскользнула из его объятий и потянулась за расческой, Эдгар задержал ее руку, в нем закипало раздражение.
— Ну и что из этого?
— Тебя переводит, да? — неожиданно мягко спросила Лиля.
— Переводят — не переводят! Какая разница. — Эдгар отвернулся.
— Так, значит, все-таки переводят?
Лиля теперь смотрела ему прямо в лицо, чуть нахмурив тонкие брови. Женским чутьем она поняла, что попала в точку.
— Ну, допустим, — неохотно согласился Эдгар, уходя от дальнейших расспросов. — Кстати, у меня мать тоже художник. Устроит тебя в приличную «фирму».
— А меня и моя «фирма» вполне устраивает, — с независимым видом урезала она. Мне, например, нравится делать детям игрушки.
— Так никто и не против, глупышка, — Эдгар накрыл ее плечи тяжелой крепкой рукой. — Сперва наделаем детей, а потом — им игрушки.
— Ладно, хватит глупости болтать. — Лиля встала и начала торопливо одеваться.
— Ты куда? — недоуменно спросил он, и добродушная улыбка сбежала с его лица.
— Я же тебе говорила — худсовет у меня завтра. — Не оборачиваюсь, она выбирала свою одежду из вороха на полу.
— Погоди, ты что — обиделась? — Он потянул у нее из рук кофточку.
Лиля резко оттолкнула его. Эдгар застыл, лицо его вспыхнуло гневом. Он схватил девушку за плечи и легко, как куклу, встряхнул.
— Ты что? Прикладываешься или… — в голосе слышалась затаенная угроза.
— Ну что «или»? — насмешливо переспросила Лиля.
Плотно сомкнутые губы растянулись в знакомой улыбке, которая сейчас вдруг сделалась ненавистной Эдгару. Он чувствовал, что ее забавляет его ярость.
— Слушай, тебе не кажется, что пора кончать эти игры?
— Кажется, — беззаботно отозвалась девушка, — так что передавай привет своей маме. — Ей определенно нравилось дразнить Эдгара, испытывать его терпение.
— Спасибо, непременно передам, — холодно и зло протянул он, — только ты, наверно, не все поняла. Нравится тебе или нет, но завтра я улетаю в Ригу… Насовсем.
Он сам не ожидал, что из него вырвутся такие слова — тут же пожалел о сказанном. Но Лиля как будто даже не огорчилась. Ничего такого в ее потемневших глазах он не увидел.
— Вот оно что. Не удивил, я давно знала, что так будет. Лети, соколик, лети! — Она поспешно выпита из комнаты, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
Эдгар слышал, как она возится в прихожей, надевает босоножки. Но не двигался с места, останавливаемый самолюбием, хотя его обуревало желание бросаться за ней, остановить. Почти физически ощущал он, что уходят последние секунды.
— Стоп, никуда ты не пойдешь, — не выдержав, самолюбие отступило. — Никуда тебя не пущу, слышишь?
Лиля даже отпрянула, испугавшись бешеных молний в его глазах. Но уступить было выше ее сил.
— Ошибаешься, милый, — презрительно усмехнулась она и хотела отстранить его, чтобы уйти.
И тут, словно лавина, которая крушит и ломает все на своем пути, Эдгар обрушился на нее, грубо схватил в охапку, прижал к себе так крепко, будто хотел задушить, начал жадно отыскивать ее губы. Лиля отчаянно забилась в его руках. Яростная молчаливая борьба продолжалась недолго — не удержавшись на ногах, они рухнули на пол. Скоро нельзя уже было сказать, борются они или обнимаются, словно теплый вечерний свет принес им умиротворение и смирил гордыню обоих…